Передайте от меня привет Бродвею, когда попадёте на него.
Название: Подранки
Автор: A-Neo
Фэндом: А.Рыбаков "Кортик"
Персонажи: Никитский, Филин, Борька, упоминаются Терентьев и Полевой
Рейтинг: R
Жанры: Драма
Предупреждения: OOC, смерть персонажа
Размер: Планируется Мини
Описание: Попытка взглянуть на события повести с другой, злодейской стороны. Никитский находит бывшего денщика, Филина, и рассказывает ему о тайне кортика.
Примечание: Нечто среднее между повестью и экранизацией 1954 г., поскольку в некоторых деталях фильм и книга разнятся. Что-то взяла оттуда, что-то отсюда.
Часть перваяБывший матрос Черноморского флота, ныне завскладом с угрюмой фамилией Филин, ужинал. Брезгливо, как кот, топорщил неаккуратно подстриженные усы, слушая доносящиеся со двора через распахнутую по случаю тёплой погоды форточку звонкие ребячьи голоса. Не позабыть бы сказать Борьке, чтоб перестал лазить в подвал, да языком не больно трепал. Прознают пацаны дорогу к складу, а отвечать ему. Механически и равнодушно Филин жевал приправленный постным маслом картофель, искоса поглядывая на ожидающую своего часа вожделенную бутыль с обжигающей жидкостью. Пристрастился в последние годы. Да и жизнь повернулась так, что только в винище проклятом и найдёшь спасительное отрешение. Хорошо затуманить мозг отравой и ни о чём не думать – ни об отце, бывшем жандарме, бесследно сгинувшем в подвале Ревской ЧК, ни о тени, которую биография отца бросала на его, Филина, жизнь, ни о скончавшейся от тифа в двадцатом году супруге. На трезвую же голову от неприятных мыслей не отмахнёшься.
Всё, решительно всё пошло кувырком и Филин нутром чуял фальшь нового времени, не сулившего ему лично ничего хорошего. Не сейчас, так потом узнают об отце и не поможет тогда матросское прошлое. Да и не имеет он, вдуматься, с "красой и гордостью революции" ничего по-настоящему общего. И не потому, что был "офицерским холуем". Братья-матросы верили большевикам. Он – нет. Всё оказалось ложью – и речи горластых ораторов на митингах, и декреты с лозунгами. Вот кто свято в них верил и сам помогал рушить старый мир, так то удалец Полевой. Развал, разруха, голод, боль и кровь – вот правда. Филин не желал знать такой правды, не хотел больше видеть гибнущий на глазах флот, который топили такие вот Полевые. Он бежал, завертелся, словно щепка в бушующем океане. Остановился в Москве, пообвыкся, устроился на должность. Москва не Ревск, есть где затеряться! Но прошлое и здесь догнало его. Поди ж ты, верно сказано – мир тесен. Как ни велика Белокаменная и как ни далёк от неё провинциальный Ревск, а всё же сыграла судьба злую шутку, поселив бывшего матроса в одном доме с землячкой. Активистка Агриппина хоть и знаться с Филиным не желает и при встречах демонстративно отворачивается – дескать, жандармский сынок и сам спекулянт, глазоньки бы не глядели – но ведь знает, знает же всё! В одном городе, чай, выросли. Думай вот теперь всякое.
Э-хе-хе, невесело… Как тут не искать утешения в выпивке?
Тихий стук в дверь заставил Филина встрепенуться. Кто бы мог нагрянуть в такой час? Он не ждал никого. Из жильцов кто принёс менять вещички на продукты? Эге, можно поживиться. Бросив недоеденную картошку, завскладом, потирая на ходу руки, поплёлся открывать.
- Кто там? – спросил недовольно.
- Свои, Филин, свои, - ответил из-за двери такой голос, что бывший матрос затрепетал и трясущимися руками едва-едва справился с замком. Пропуская посетителя, воровато скользнувшего в прихожую, с трудом подавил желание вытянуться во фрунт. Жилище его посетил не кто иной, как сам Валерий Сигизмундович Никитский, бывший лейтенант с линкора "Императрица Мария", где отбывал службу и Филин. Более того, послужил он у Никитского в денщиках и, что скрывать, проворачивали они вдвоём кое-какие махинации. После революции окончательно потеряли друг друга из виду и вот теперь лейтенант невесть как отыскал старого подельника.
За эти годы Никитский почти не изменился, только пронзительнее стал и прежде недобрый взгляд, да появился шрам на левой щеке. Штатская одежда не скрывала выправки и весь он был аккуратным, но вместе с тем хищным.
- Ваше бла… - выдохнул было Филин.
Никитский сделал страшные глаза и недосказанное слово комом застряло в горле. Надо же, чуть не проговорился! Какие нынче благородия?
- Валерий Сигизмундович, - запричитал Филин, - сколько лет… Да как же? Да что же мы в прихожей? Проходите!
- Один? – спросил гость, входя в комнату.
- Сынишка во дворе гуляет, а больше никого в квартире нет, Валерий…
- Вот что, Филин, забудь это имя, - произнёс Никитский. – Зови меня теперь Сергеем Ивановичем. Запомнил?
Филин кивнул. Он отчётливо уловил в голосе бывшего начальника грусть.
Никитский многое повидал, прошёл огонь и воду, знал, каков ад, убивал, его убивали – и вот теперь, словно загнанный, раненый охотником зверь, прячется в чужой квартире и имя себе поменял. Сергей Иванович… Имя он выбрал не случайно. Так звали Полевого, злейшего из злейших врагов, разбившего в прах его честолюбивые планы. Ничего, он ещё расквитается с проклятым комиссаром! В конце концов, пока не всё потеряно, а значит – можно бороться.
- Не приютите меня на пару дней? – напросился Никитский. – Сын как – не разболтает?
Впервые он обратился к бывшему денщику на "вы", не то ставя знак равенства между ним и собой, не то снисходя до его уровня. Завскладом стушевался и ответствовал:
- Отчего же не приютить, Сергей Иванович? Места вдоволь. А Борьке я прикажу, молчать будет. Никто не узнает, будьте спокойны.
Филин понятлив и по-прежнему предан. Такой поворот дела Никитского вполне устраивал.
- Отужинать пожалуйте, Сергей Иванович! Картошечка у меня, вот и… - Филин заговорщицки подмигнул, - выпить имеется.
Дерзко!
- Что ж, можно, - неожиданно быстро согласился гость.
Он, офицер, дворянин, будет делить с денщиком скромный ужин, вместе разопьют дрянную водку. А пропади всё пропадом! Пусть! Они сейчас равны. Нет, Филин ближе новой жизни, чем он. Его положение прочнее, он не скрывается под чужим именем. И его не ищут. Но Филин так же, как и он, ненавидит Советскую власть. И тут они равны. Филину можно доверять.
Пережёвывая посыпанную крупной солью картофелину, почти не ощущая вкуса, Никитский вспоминал. Не всегда, далеко не всегда он был лютым зверем. Существовала когда-то она – нормальная жизнь. Ссорился с сестрёнкой Ксенией, бегал на каток, учился в корпусе, посвящал стихи смешливой гимназистке. Звёзд с неба не хватал, строжничал с матросами – они платили неприязнью, честно воевал, дослужился до лейтенанта… В пятнадцатом году Ксения вышла замуж за кавторанга Владимира Терентьева, который получил от отца таинственный кортик и неосторожно поделился с молодой женой семейным преданием. Секрет кортика, естественно, вскоре стал известен и Никитскому. С тех пор честолюбивому лейтенанту не было покоя. Поиски тайника стали его идеей фикс, мысли о несметных сокровищах не шли из головы. Он всячески пытался получить доступ к тайне, следил, уговаривал, упрашивал, действовал через настырную Ксению. Терентьев оставался непреклонен.
Судьба, однако, шагнула навстречу беспокойному лейтенанту. Владимира Терентьева перевели на "Императрицу Марию". Заветный кортик с шифром оказался ещё ближе, но оставался, как и прежде, недосягаемым. Терентьев наотрез отказывался делиться тайной, уверял, что никакого тайника вообще нет, чем доводил шурина до бешенства. А затем… Надо же, всё случилось именно в то роковое утро, когда погибла "Императрица Мария"! Незадолго до взрыва Терентьев и Никитский снова повздорили. Никитский уговаривал, Терентьев натянуто смеялся и в который раз отрицал существование тайника с сокровищами. Взвинченные до предела нервы лейтенанта не выдержали. Выхватив браунинг, он почти с наслаждением выстрелил прямо в улыбающееся лицо кавторанга. Ужасно медленно Терентьев, так и не осознавший, что произошло, осел на пол каюты. Никитский задрожал. Судорожно сглатывая, он пятился от убитого, со страхом глядя на пульсирующую рану, на смертную маску, в которую превратилось лицо Владимира, не в силах отвести взгляд. Рукоятка пистолета жгла ему ладонь, но пальцы, сведённые судорогой, не желали разжаться.
Что он натворил! Бежать! Немедленно бежать с линкора! И он, вероятнее всего, действительно убежал бы, но коварное существо за левым плечом подзуживало властно: "Кортик! Нужно забрать!"
Боком обойдя покойника, всё ещё сжимая браунинг, с колотящимся сердцем, лейтенант склонился над чемоданом Терентьева. Страх и отчаянии руководили им. Когда вездесущий Полевой оказался в каюте – он не услышал и не знал. Как он не лишился тогда рассудка, столкнувшись нос к носу со свидетелем преступления, Никитский и сейчас не мог понять. Если не избавиться от укоризненно смотрящего матроса – всё пропало, это он в тот миг ясно осознал и, весь дрожа от ярости, ринулся на Полевого. Дальше в памяти всё смешалось, остались отдельные обрывки воспоминаний, которые не хотелось увязывать между собой. Кажется, он стрелял, промахнулся, Полевой выбил пистолет и они, сцепившись, словно дикие коты, с сопением и рычанием катались по полу, буквально в паре шагов от мёртвого Терентьева.
Несусветный грохот оглушил их, раскидал в стороны. Показалось, будто преисподняя разверзлась, и Никитский, задыхаясь, инстинктивно рванулся куда-то вперёд. Грохот, огонь, удушливый дым, крики и стоны, треск… Потом тёмная вода и чьи-то крепкие руки…
Подрагивая и клацая зубами, Никитский лежал на днище катера и всё никак не мог согреться, и всё переживал первое совершённое им убийство и гибель линкора. Лишь потом он осознал, что в руке его накрепко зажаты ножны от кортика, того самого. А кортик, содержащий ключ к сокровищам, сгинул бесследно. Никитский глухо застонал и закрыл глаза.
Часть втораяВ списках погибших Полевой не значился, поэтому угасшая было надежда заполучить богатство затеплилась вновь. Вместе с тем зародился и постоянный страх: единственный свидетель спасся и может показать, что жизнь подающего огромные надежды кавторанга Терентьева унёс вовсе не взрыв. А больше никто ничего не знал, даже верный Филин. Но Полевой, несомненно, забравший кортик, пропал и осторожные розыски ни к чему не привели. Если бы только Никитский мог знать, где и когда вновь столкнёт их судьба!
Воспоминания о выстреле, поначалу кривыми когтями рвавшие душу, постепенно потеряли остроту. Никаких угрызений совести перед памятью убитого он уже не испытывал, более того, самого себя корил за проявленную слабость. Пришло время - и сам процесс лишения человека жизни превратился в обыденное действо, да и самая жизнь обесценилась. В охватившем страну революционном хаосе Валерий Никитский следовал одному принципу: "Хочешь выжить в зверинце – сам становись зверем". И он превратился в зверя, но зверя раненого и оттого ещё более опасного в своей отчаянной злобе.
Однажды вечером, когда лейтенант возвращался на корабль, три тени, желавшие свести счёты за прежние тычки и взыскания, загородили путь со зловещим: "Постой, гнида в погонах, поговорим!" Никитский, не понаслышке знавший о расправах над офицерами, изготовился к схватке. Разговор вышел мучителен и короток. Скорчившись от боли, лейтенант лежал на земле, зажмурив глаза и держась за располосованную щёку, а победитель со словами: "Это тебе за старое, тварь!" под хохот товарищей пнул в живот, на котором и без того не оставалось живого места. Дыхание перехватило и под сомкнутыми веками полыхнула жаркая вспышка. Никитский понимал, что отделался легко. Он всякое видел… Собой прежним он перестал быть. Тогда, жестоко избитый, он долго лежал, хрипло дыша, не решаясь подняться, весь уйдя в собственную боль. В его окончательно изувеченном сознании клокотало одно: смерть! Стереть с лица земли паршивых гадин! Он, пока жив, будет душить их!
Он не хотел сдаваться. Собрав банду из таких же неистовых, обиженных жизнью, он кружил по взвихренной стране, не желая смириться с окончательной победой красных. Он убивал, жёг, грабил и пускал под откос эшелоны. На него охотились, но бывший лейтенант, словно матёрый волк, уходил ото всех облав. Метания Никитского только на первый взгляд казались бессистемными. Он с неутомимостью ищейки шёл по следу Полевого. Розыски привели в окрестности Ревска. Там, в маленьком городке на берегу Днепра, путям заклятых врагов суждено было пересечься.
- Недолго тебе, падаль, осталось комиссарить! – злорадно хрипел Никитский, готовя дерзкий налёт на Ревск.
И тогда удача впервые изменила ему. Полевой сумел сбежать, так и не выдав кортик, а банду изрядно потрепал местный гарнизон. Второй удар Никитский получил при неудачной атаке воинского эшелона, увозившего Полевого на фронт. Под пулемётом красных полегла едва ли не половина отряда. И это ещё не всё. Оставшиеся в живых бандиты окончательно перестали верить вожаку, уже дважды отправившему их на верную гибель ради лишь ему понятной цели. Никитский, почуяв перемену в настроении людей, не стал дожидаться, пока подчинённые скрутят его и выдадут властям. Мысленно пожелав соратникам всего хорошего, он тайком, изменив имя, уехал в Москву, надеясь разыскать Филина, чей новый адрес по счастливой случайности раздобыл в Ревске. Кроме того, в новоявленной столице можно было попытаться разгадать тайну кортика. Ксения ещё в семнадцатом покинула Россию, но в подмосковном Пушкино доживала свой век в родовом гнезде Терентьевых мать Владимира. В том, что тайник следует искать именно там, Никитский не сомневался. Он придумает благовидный предлог, и старуха сама позволит ему поселиться в доме. Возможно, поможет в розысках. Правда, кортик с ключом Полевой унёс с собой. Но ничего, только бы найти тайник, а открыть его он сможет и без ключа! Перспектива лгать матери убитого им человека не смущала. Раньше – да, а теперь даже чести – и той у него не осталось. Только обида на отторгнувший его мир и жажда во что бы то ни стало жить.
И вот теперь бесконечный бег сменился краткой передышкой. Никитский сидит в гостях у последнего преданного человека, вместе с ним пьёт и не хмелеет, а по внутренностям разливается неожиданное благодарное тепло. Впервые за последние годы кто-то искренне ему рад, делится немудрящей пищей, привечает в своём жилище, хотя визит нежданного гостя может обернуться для хозяина неприятностями. А чем он может отблагодарить Филина за эту и дальнейшие услуги? По-братски поделиться кладом из тайника!
Заявился со двора Борька, поразительно похожий на отца – рослый, худощавый и с такой же торговой жилкой, заставлявшей мальчишку пускаться в различные спекуляции, приносившие нехитрые барыши. С любопытством уставился на незнакомца со шрамом.
- Это Сергей Иванович, вместе служили, - пояснил сыну Филин, даже в подпитии твёрдо помнивший новое имя визитёра. – Поживёт у нас пока. А ты, стервец, смотри у меня, чтоб никому!
- Да что я, батя, без понятия что ли? – обиделся Борька, невольно отворачиваясь от пронзительного взгляда Никитского.
- То-то же. Возьми вот, тебе картошка осталась. Поужинаешь на кухне, а нам тут поговорить надо. Марш!
- Холодная, - скривился мальчишка.
- Дольше бы шлялся. Ступай! – погнал Филин.
Решив не испытывать непрочное терпение отца, Борька забрал причитающуюся ему порцию и удалился на кухню, прикрыв за собой дверь. Впрочем, он тут же приник к ней ухом в надежде услышать, о чём станут беседовать отец и странный гость. Ох уж оно – вечное любопытство! Этот Сергей Иванович наверняка бывший офицер, может, тот самый, о котором рассказывал отец. Эх, вот бы похвастаться Юрке-Скауту, чтоб не задавался! Но раз уж отец приказал молчать, стало быть – тут дело серьёзное. И Борька будет молчать.
- Значит, и в Ревске нашем с бандой бывали? – усмехнулся Филин, разливая водку.
- Был. Искал вас, - ответил Никитский, отщипывая маленькие кусочки от краюхи хлеба.
- Я оттуда ещё в девятнадцатом стрекача задал. Когда папашу моего…
Не договорив, бывший матрос, издав нечто среднее между стоном и ворчанием, ударил кулаком по столу. Звякнула посуда. Борька поспешно отпрянул от двери. Опустив голову, завскладом долго сидел, наливаясь злобой на свою незадачливую судьбу. Кто он такой? Подранок, недобитый зверь. Живёт, наслаждаясь последней свободой, пока не пришёл урочный час. А много ли толку в таком существовании? Хочешь жить по-людски, а каждый встречный смотрит косо. Разбередил ему память Никитский. А кто он – Никитский? Такой же подранок, только ещё злее, ещё непримиримее. И хитрее, разумеется. Недаром, ох, недаром объявился он в Москве!
- И Полевой искал вас, - неожиданно, словно со стороны, дошёл до сознания голос старого начальника.
- Ч-что?! – встрепенулся Филин. – Тот Полевой, который с "Императрицы"?
- Он самый. Сволочь первостатейнейшая! – зло сверкнул глазами Никитский. – У красных в начальники вышел, комиссарил в этом вашем Ревске.
Филин махом опрокинул в себя стопку, зажевал корочкой.
- Хе, дела-а. За каким же лешим я ему понадобился?
- Помнит, наверное, о вашей службе, - усмехнулся Никитский, - вот и рассчитывал через вас выйти на меня.
- А вы ему зачем? – не понимал завскладом. - Банду изничтожить хотел или за старое какое поквитаться?
- За старое, Филин. Видите ли…
Никитский тревожно скользнул взглядом по двери, по покрасневшему лицу подельника, ещё не решаясь доверить тому всё. Наконец он заговорил, не спуская с хозяина квартиры пристального взгляда:
- Запомните, Филин: то, о чём я сейчас расскажу, касается меня и вас. Больше ни одна живая душа не должна узнать.
- Так точно! – рявкнул матрос, вскочив так поспешно, что табурет с грохотом опрокинулся. – Могила! Режь – никому не скажу!
В качестве подтверждения сказанного он бухнул кулаком по груди, выказывая полнейшую преданность.
Никитский поморщился: тоже конспиратор! Вопит, словно труба иерихонская! Но цену клятве Филина он знал и, успокоившись окончательно, продолжил рассказ.
- Помните то утро, когда погиб линкор?
- Как же, Сергей Иванович, до конца жизни не забуду, - замахал длинными руками завскладом. - Сколько же народу тогда погибло!
- Так вот, Филин. В то утро я… убил человека.
Завскладом осовело воззрился на гостя. Всего он ожидал от Никитского, но не такого признания.
- Вашего родственника… как его… Терентьева? – спросил матрос приглушённым голосом, как-то сразу догадавшись.
Никитский подтвердил:
- Да, Филин. Я пошёл на такой грех из-за кортика. Помните, я говорил вам о тайнике, где кто-то из рода Терентьевых спрятал сокровища?
Филин кивнул. Действительно, лейтенант злился на жадного кавторанга и делился переживаниями с денщиком. Даже прикидывали, нельзя ли выкрасть кортик. Значит, сокровища до сих пор целы, лежат и ждут истинных хозяев? Взбудораженное воображение мигом нарисовало заманчивую картинку. Богатство! Только заполучить клад, а там прощай, страна Советов, до свидания, опостылевший склад! С деньгами все пути открыты. А уж ради денег они с Никитским беса своротят.
- Ключ от тайника находится в кортике. Я почти завладел им.
- Вы тогда забрали кортик? Он у вас? – с надеждой спросил честолюбивый заведующий.
- Я не смог, Филин. Мне помешал мерзавец Полевой, - Никитский ударил кулаком по столешнице, не так, правда, сильно, как давеча Филин. - Мы сцепились. Потом… взрыв. Я пришёл в себя на катере. Полевой с кортиком исчез. Но кое-что у меня осталось.
Жестом фокусника он извлёк из потайного кармана и продемонстрировал компаньону… ножны, ножны от кортика.
Часть третьяЗавскладом, поглаживая ладонью усы, пристально смотрел на ножны, толком ничего не понимая. Как эта вещица поможет найти клад? И где искать?
- От того самого кортика? – спросил он, сглотнув.
- От того, Филин, - кивнул Никитский.
Недоверчиво хмыкнув, матрос протянул руку.
- Посмотрите, посмотрите, - отдал трофей гость.
Филин так и этак вертел ножны в руках, но ничего особенного в них не находил. Ножны как ножны, старые, чёрные, с металлическими кольцами и шариком на конце. Никаких знаков. Где же ключ? Разве он не в кортике? Не стал бы Валерий Сигизмундович просто так таскать ножны с собой. Или он смеётся над ним? Нет, колючий взгляд лейтенанта совершенно серьёзен. Ничего не понятно.
- Снимите кольца, - сжалился, наконец, Никитский.
Одно за другим Филин осторожно снял кольца и отвинтил шарик. И тогда – о чудо! – ножны, тихонько зашуршав, раскрылись в его руках чёрным веером. Присмотревшись внимательнее, Филин разглядел-таки знаки. Чёрточки, кружочки столбиками. Это ему ни о чём не говорило.
- Тут написано, где найти тайник? – спросил завскладом, складывая веер и нанизывая обратно кольца.
- Вероятно, да, - ответил Никитский, пряча ножны. - Но ключ к шифру остался в кортике, а кортик – у Полевого.
Опять ничего не ясно!
- А как же без ключа прочесть шифр?
- Если бы я знал! – фыркнул Никитский. - Но вы мне поможете.
- Я? - запыхтел Филин. - Помилуйте, Сергей Иванович, я ж в этих закорючках ни черта не смыслю.
- Болван! – озлился Никитский, но тут же осёкся: нельзя сейчас ссориться с компаньоном. – Вам не нужно ничего читать. От вас потребуется найти шифровальщика.
- Кого? – не понял Филин.
- Человека, который сможет прочесть надпись, - вздохнув, пояснил лейтенант. - Самому мне опасно лишний раз показываться на улице, поэтому вся надежда на вас. Если шифровальщик прочтёт текст, то мы сможем обойтись и без ключа.
Худощавое лицо бывшего матроса расплылось в довольной улыбке. Как оно всё, оказывается, просто! Вот что значит человек с образованием! Сразу сообразил, как разгадать загадку. А этот… как его… шифровальщик – найдётся. Филин держал уже на примете старичка-филателиста, наверняка понимавшего толк во всяческих тайнописях. Дальнейшее представилось в радужном свете и Филин, предвкушая лёгкую поживу, пьяно хмыкнул:
- А хитрец был старик Терентьев, царствие ему небесное! Этакую штуку придумал!
Никитский, видимо, не разделял самоуверенности компаньона. Во всяком случае, улыбка, искривившая его губы, была отнюдь не весёлой. А, может, захмелевшему от водки и мечтаний матросу показалось так.
- Хитрец. Но мы его переиграем. Так вы, Филин, ищите шифровальщика. Будьте осторожны. Впрочем, вы сами понимаете, - инструктировал лейтенант, потирая щёку со шрамом. - А я тем временем выясню, кто сейчас живёт в старом доме Терентьевых. Отец Владимира умер ещё до революции, а вот мать, вероятно, жива. Если только революционная буря не разорила родовое гнёздышко.
И снова та странная кривая улыбка!
Ещё одно неизвестное в уравнении разгадано. Филин начал соображать быстрее: вот известен дом. Зачем тогда расшифровывать закорючки на ножнах, если можно просто…
- Погодите-ка, Сергей Иванович… То есть… Вы знаете, в каком доме тот тайник?
- Догадываюсь, - кивнул лейтенант.
- Так на черта нам тогда сдался шифр? - вскрикнул нетерпеливый компаньон, совершенно забыв об осторожности. - Обыщем дом, и дело с концом!
И взмахнул длинными руками, едва не опрокинув бутыль.
- Голова! - с непередаваемым сарказмом отозвался Никитский. - Если хитрец Терентьев таким способом запрятал ключ, то сам тайник, по-вашему, должен быть на видном месте? Нет, дорогой мой Филин, отыскать его не так-то просто. Дом разобрать по кирпичу – и то не поможет. Вот затем нам и нужно прочесть шифр.
Борьке надоело сидеть в кухне. Отец и гость со шрамом всё что-то обсуждают. Пьют водку. Борька время от времени пытался подслушивать, но уловил мало что. Сергей Иванович и отец собираются искать клад. Ему, надо полагать, ничего не доверят. Взрослые никогда не делятся своими тайнами с мальчишками. Вот и из комнаты Борьку прогнали, словно он трепло какое-нибудь и не умеет хранить секреты! Проверили бы лучше, дали поручение, да он бы так всё выполнил – никакому взрослому не угнаться! Подумаешь! Да Борька и сам найдёт клад!
Веснушчатая мордашка засияла. Если Борька отыщет сокровища, все мальчишки во дворе, да что там во дворе, бери шире – во всей Москве! – начнут его уважать. И задаваке-Мишке нос утрёт. И велосипед купит ещё получше, чем у Юрки. И в кино сходит.
Замечтавшийся Борька совершенно позабыл о строгом папаше и таинственном Сергее Ивановиче. Кружа по кухне и в мыслях прикидывая, на что можно потратить клад, он зацепил ногой табурет, который, не устояв, как и его деревянный собрат, недавно опрокинутый Филиным, грохнулся об пол.
Голоса в комнате тотчас умолкли. Филин и Никитский влетели в кухню. Матрос без промедления ухватил сына за ухо:
- Ты чего тут, стервец?
- Батя, пусти! – ныл Борька, извиваясь в безуспешных попытках вырваться. – Ей-богу, не знаю я ничего!
Отец держал крепко. Борькино выкрученное ухо покраснело и налилось жаром.
- Подслушивал? Подслушивал, паршивец?
- Батя!
- Отпустите ребёнка, Филин! – вмешался в семейную драму Никитский. – Вы с ума сошли?
Завскладом нехотя разжал пальцы, освобождая отпрыска. Борька, насупившись, прикрывая ладонью пострадавшее ухо, хотел было выскользнуть из кухни, но дорогу ему преградил загадочный гость со шрамом на щеке.
- Подожди, мальчик. Так что ты всё-таки слышал?
- Дяденька, да я…
Никитский присел и стальные глаза его оказались на одном уровне с Борькиными.
- Говори же. Что ты слышал?
Борька мог просто соврать, ответив: "Ничего". Но цепкие пытливые глаза – вот они, совсем близко. Такому человеку невозможно солгать – в момент почует неправду и тогда несдобровать. Лучше уж высказать всё начистоту.
- Про банду говорили… - доложил Борька. – Потом про линкор и тайник с кладом.
- Та-ак… - протянул "Сергей Иванович", поднимаясь. – Вы, Филин, кажется, ручались за своего сына?
- Ваше… Сергей Иванович… Как же… - затрепетал совершенно потерявшийся завскладом.
- Ручались? – грозно переспросил гость.
- Ничего он не скажет, не беспокойтесь! – не на шутку испугался Филин. – Молчать будет! Шкуру спущу с подлеца!
Тут Борьке стало по-настоящему жутко. Не от обещания родителя "спустить шкуру" - подобные посулы он и так выдавал чуть ли не ежедневно. Кто же этот Сергей Иванович, если даже всесильный наглый отец почтительно лебезит перед ним?
- Шкуру спущу… - передразнил Никитский. – Он и так никому не скажет. Ведь не скажешь?
- Да я б и без того молчал, - насупился дрожащий Борька.
- Вот и славно, - усмехнулся Никитский, внезапно успокоившись. Но колючие глаза его не улыбались и словно говорили мальчишке: "Плохо тебе будет, если проболтаешься!" Но всё же Борьке он поверил.
Перетрусивший Филин из-за спины начальника погрозил сыну кулаком.
- А знаете, Филин, - загадочно произнёс лейтенант, повернувшись к компаньону, - когда живьём снимают шкуру – бывает весьма больно.
Борька был полностью согласен. Матрос только плечами пожал.
Ночью всем троим снились сны. Борька видел себя колесящим по двору на новёхоньком блестящем велосипеде. Все мальчишки отчаянно завидовали, а Юрка-Скаут бежал следом и нудным голосом выпрашивал:
- Дай прокатиться! Ну дай прокатиться!
Филину приснилась армада чёрных вееров и он всё выискивал на них знаки и пытался сложить в слова. А непослушные закорючки разбегались и путались, веера насмешливо трещали. Бывший матрос беспокойно ворочался во сне.
А Никитский… Никитский увидел выщербленную пулями кирпичную стенку на тёмном дворе. Ноздри явственно уловили тяжёлый металлический запах. Клацнул взведённый курок. Сердце сжали ледяные тиски. Лейтенант вскрикнул, проснулся в холодном поту и до самого рассвета не смыкал глаз.
Автор: A-Neo
Фэндом: А.Рыбаков "Кортик"
Персонажи: Никитский, Филин, Борька, упоминаются Терентьев и Полевой
Рейтинг: R
Жанры: Драма
Предупреждения: OOC, смерть персонажа
Размер: Планируется Мини
Описание: Попытка взглянуть на события повести с другой, злодейской стороны. Никитский находит бывшего денщика, Филина, и рассказывает ему о тайне кортика.
Примечание: Нечто среднее между повестью и экранизацией 1954 г., поскольку в некоторых деталях фильм и книга разнятся. Что-то взяла оттуда, что-то отсюда.
Часть перваяБывший матрос Черноморского флота, ныне завскладом с угрюмой фамилией Филин, ужинал. Брезгливо, как кот, топорщил неаккуратно подстриженные усы, слушая доносящиеся со двора через распахнутую по случаю тёплой погоды форточку звонкие ребячьи голоса. Не позабыть бы сказать Борьке, чтоб перестал лазить в подвал, да языком не больно трепал. Прознают пацаны дорогу к складу, а отвечать ему. Механически и равнодушно Филин жевал приправленный постным маслом картофель, искоса поглядывая на ожидающую своего часа вожделенную бутыль с обжигающей жидкостью. Пристрастился в последние годы. Да и жизнь повернулась так, что только в винище проклятом и найдёшь спасительное отрешение. Хорошо затуманить мозг отравой и ни о чём не думать – ни об отце, бывшем жандарме, бесследно сгинувшем в подвале Ревской ЧК, ни о тени, которую биография отца бросала на его, Филина, жизнь, ни о скончавшейся от тифа в двадцатом году супруге. На трезвую же голову от неприятных мыслей не отмахнёшься.
Всё, решительно всё пошло кувырком и Филин нутром чуял фальшь нового времени, не сулившего ему лично ничего хорошего. Не сейчас, так потом узнают об отце и не поможет тогда матросское прошлое. Да и не имеет он, вдуматься, с "красой и гордостью революции" ничего по-настоящему общего. И не потому, что был "офицерским холуем". Братья-матросы верили большевикам. Он – нет. Всё оказалось ложью – и речи горластых ораторов на митингах, и декреты с лозунгами. Вот кто свято в них верил и сам помогал рушить старый мир, так то удалец Полевой. Развал, разруха, голод, боль и кровь – вот правда. Филин не желал знать такой правды, не хотел больше видеть гибнущий на глазах флот, который топили такие вот Полевые. Он бежал, завертелся, словно щепка в бушующем океане. Остановился в Москве, пообвыкся, устроился на должность. Москва не Ревск, есть где затеряться! Но прошлое и здесь догнало его. Поди ж ты, верно сказано – мир тесен. Как ни велика Белокаменная и как ни далёк от неё провинциальный Ревск, а всё же сыграла судьба злую шутку, поселив бывшего матроса в одном доме с землячкой. Активистка Агриппина хоть и знаться с Филиным не желает и при встречах демонстративно отворачивается – дескать, жандармский сынок и сам спекулянт, глазоньки бы не глядели – но ведь знает, знает же всё! В одном городе, чай, выросли. Думай вот теперь всякое.
Э-хе-хе, невесело… Как тут не искать утешения в выпивке?
Тихий стук в дверь заставил Филина встрепенуться. Кто бы мог нагрянуть в такой час? Он не ждал никого. Из жильцов кто принёс менять вещички на продукты? Эге, можно поживиться. Бросив недоеденную картошку, завскладом, потирая на ходу руки, поплёлся открывать.
- Кто там? – спросил недовольно.
- Свои, Филин, свои, - ответил из-за двери такой голос, что бывший матрос затрепетал и трясущимися руками едва-едва справился с замком. Пропуская посетителя, воровато скользнувшего в прихожую, с трудом подавил желание вытянуться во фрунт. Жилище его посетил не кто иной, как сам Валерий Сигизмундович Никитский, бывший лейтенант с линкора "Императрица Мария", где отбывал службу и Филин. Более того, послужил он у Никитского в денщиках и, что скрывать, проворачивали они вдвоём кое-какие махинации. После революции окончательно потеряли друг друга из виду и вот теперь лейтенант невесть как отыскал старого подельника.
За эти годы Никитский почти не изменился, только пронзительнее стал и прежде недобрый взгляд, да появился шрам на левой щеке. Штатская одежда не скрывала выправки и весь он был аккуратным, но вместе с тем хищным.
- Ваше бла… - выдохнул было Филин.
Никитский сделал страшные глаза и недосказанное слово комом застряло в горле. Надо же, чуть не проговорился! Какие нынче благородия?
- Валерий Сигизмундович, - запричитал Филин, - сколько лет… Да как же? Да что же мы в прихожей? Проходите!
- Один? – спросил гость, входя в комнату.
- Сынишка во дворе гуляет, а больше никого в квартире нет, Валерий…
- Вот что, Филин, забудь это имя, - произнёс Никитский. – Зови меня теперь Сергеем Ивановичем. Запомнил?
Филин кивнул. Он отчётливо уловил в голосе бывшего начальника грусть.
Никитский многое повидал, прошёл огонь и воду, знал, каков ад, убивал, его убивали – и вот теперь, словно загнанный, раненый охотником зверь, прячется в чужой квартире и имя себе поменял. Сергей Иванович… Имя он выбрал не случайно. Так звали Полевого, злейшего из злейших врагов, разбившего в прах его честолюбивые планы. Ничего, он ещё расквитается с проклятым комиссаром! В конце концов, пока не всё потеряно, а значит – можно бороться.
- Не приютите меня на пару дней? – напросился Никитский. – Сын как – не разболтает?
Впервые он обратился к бывшему денщику на "вы", не то ставя знак равенства между ним и собой, не то снисходя до его уровня. Завскладом стушевался и ответствовал:
- Отчего же не приютить, Сергей Иванович? Места вдоволь. А Борьке я прикажу, молчать будет. Никто не узнает, будьте спокойны.
Филин понятлив и по-прежнему предан. Такой поворот дела Никитского вполне устраивал.
- Отужинать пожалуйте, Сергей Иванович! Картошечка у меня, вот и… - Филин заговорщицки подмигнул, - выпить имеется.
Дерзко!
- Что ж, можно, - неожиданно быстро согласился гость.
Он, офицер, дворянин, будет делить с денщиком скромный ужин, вместе разопьют дрянную водку. А пропади всё пропадом! Пусть! Они сейчас равны. Нет, Филин ближе новой жизни, чем он. Его положение прочнее, он не скрывается под чужим именем. И его не ищут. Но Филин так же, как и он, ненавидит Советскую власть. И тут они равны. Филину можно доверять.
Пережёвывая посыпанную крупной солью картофелину, почти не ощущая вкуса, Никитский вспоминал. Не всегда, далеко не всегда он был лютым зверем. Существовала когда-то она – нормальная жизнь. Ссорился с сестрёнкой Ксенией, бегал на каток, учился в корпусе, посвящал стихи смешливой гимназистке. Звёзд с неба не хватал, строжничал с матросами – они платили неприязнью, честно воевал, дослужился до лейтенанта… В пятнадцатом году Ксения вышла замуж за кавторанга Владимира Терентьева, который получил от отца таинственный кортик и неосторожно поделился с молодой женой семейным преданием. Секрет кортика, естественно, вскоре стал известен и Никитскому. С тех пор честолюбивому лейтенанту не было покоя. Поиски тайника стали его идеей фикс, мысли о несметных сокровищах не шли из головы. Он всячески пытался получить доступ к тайне, следил, уговаривал, упрашивал, действовал через настырную Ксению. Терентьев оставался непреклонен.
Судьба, однако, шагнула навстречу беспокойному лейтенанту. Владимира Терентьева перевели на "Императрицу Марию". Заветный кортик с шифром оказался ещё ближе, но оставался, как и прежде, недосягаемым. Терентьев наотрез отказывался делиться тайной, уверял, что никакого тайника вообще нет, чем доводил шурина до бешенства. А затем… Надо же, всё случилось именно в то роковое утро, когда погибла "Императрица Мария"! Незадолго до взрыва Терентьев и Никитский снова повздорили. Никитский уговаривал, Терентьев натянуто смеялся и в который раз отрицал существование тайника с сокровищами. Взвинченные до предела нервы лейтенанта не выдержали. Выхватив браунинг, он почти с наслаждением выстрелил прямо в улыбающееся лицо кавторанга. Ужасно медленно Терентьев, так и не осознавший, что произошло, осел на пол каюты. Никитский задрожал. Судорожно сглатывая, он пятился от убитого, со страхом глядя на пульсирующую рану, на смертную маску, в которую превратилось лицо Владимира, не в силах отвести взгляд. Рукоятка пистолета жгла ему ладонь, но пальцы, сведённые судорогой, не желали разжаться.
Что он натворил! Бежать! Немедленно бежать с линкора! И он, вероятнее всего, действительно убежал бы, но коварное существо за левым плечом подзуживало властно: "Кортик! Нужно забрать!"
Боком обойдя покойника, всё ещё сжимая браунинг, с колотящимся сердцем, лейтенант склонился над чемоданом Терентьева. Страх и отчаянии руководили им. Когда вездесущий Полевой оказался в каюте – он не услышал и не знал. Как он не лишился тогда рассудка, столкнувшись нос к носу со свидетелем преступления, Никитский и сейчас не мог понять. Если не избавиться от укоризненно смотрящего матроса – всё пропало, это он в тот миг ясно осознал и, весь дрожа от ярости, ринулся на Полевого. Дальше в памяти всё смешалось, остались отдельные обрывки воспоминаний, которые не хотелось увязывать между собой. Кажется, он стрелял, промахнулся, Полевой выбил пистолет и они, сцепившись, словно дикие коты, с сопением и рычанием катались по полу, буквально в паре шагов от мёртвого Терентьева.
Несусветный грохот оглушил их, раскидал в стороны. Показалось, будто преисподняя разверзлась, и Никитский, задыхаясь, инстинктивно рванулся куда-то вперёд. Грохот, огонь, удушливый дым, крики и стоны, треск… Потом тёмная вода и чьи-то крепкие руки…
Подрагивая и клацая зубами, Никитский лежал на днище катера и всё никак не мог согреться, и всё переживал первое совершённое им убийство и гибель линкора. Лишь потом он осознал, что в руке его накрепко зажаты ножны от кортика, того самого. А кортик, содержащий ключ к сокровищам, сгинул бесследно. Никитский глухо застонал и закрыл глаза.
Часть втораяВ списках погибших Полевой не значился, поэтому угасшая было надежда заполучить богатство затеплилась вновь. Вместе с тем зародился и постоянный страх: единственный свидетель спасся и может показать, что жизнь подающего огромные надежды кавторанга Терентьева унёс вовсе не взрыв. А больше никто ничего не знал, даже верный Филин. Но Полевой, несомненно, забравший кортик, пропал и осторожные розыски ни к чему не привели. Если бы только Никитский мог знать, где и когда вновь столкнёт их судьба!
Воспоминания о выстреле, поначалу кривыми когтями рвавшие душу, постепенно потеряли остроту. Никаких угрызений совести перед памятью убитого он уже не испытывал, более того, самого себя корил за проявленную слабость. Пришло время - и сам процесс лишения человека жизни превратился в обыденное действо, да и самая жизнь обесценилась. В охватившем страну революционном хаосе Валерий Никитский следовал одному принципу: "Хочешь выжить в зверинце – сам становись зверем". И он превратился в зверя, но зверя раненого и оттого ещё более опасного в своей отчаянной злобе.
Однажды вечером, когда лейтенант возвращался на корабль, три тени, желавшие свести счёты за прежние тычки и взыскания, загородили путь со зловещим: "Постой, гнида в погонах, поговорим!" Никитский, не понаслышке знавший о расправах над офицерами, изготовился к схватке. Разговор вышел мучителен и короток. Скорчившись от боли, лейтенант лежал на земле, зажмурив глаза и держась за располосованную щёку, а победитель со словами: "Это тебе за старое, тварь!" под хохот товарищей пнул в живот, на котором и без того не оставалось живого места. Дыхание перехватило и под сомкнутыми веками полыхнула жаркая вспышка. Никитский понимал, что отделался легко. Он всякое видел… Собой прежним он перестал быть. Тогда, жестоко избитый, он долго лежал, хрипло дыша, не решаясь подняться, весь уйдя в собственную боль. В его окончательно изувеченном сознании клокотало одно: смерть! Стереть с лица земли паршивых гадин! Он, пока жив, будет душить их!
Он не хотел сдаваться. Собрав банду из таких же неистовых, обиженных жизнью, он кружил по взвихренной стране, не желая смириться с окончательной победой красных. Он убивал, жёг, грабил и пускал под откос эшелоны. На него охотились, но бывший лейтенант, словно матёрый волк, уходил ото всех облав. Метания Никитского только на первый взгляд казались бессистемными. Он с неутомимостью ищейки шёл по следу Полевого. Розыски привели в окрестности Ревска. Там, в маленьком городке на берегу Днепра, путям заклятых врагов суждено было пересечься.
- Недолго тебе, падаль, осталось комиссарить! – злорадно хрипел Никитский, готовя дерзкий налёт на Ревск.
И тогда удача впервые изменила ему. Полевой сумел сбежать, так и не выдав кортик, а банду изрядно потрепал местный гарнизон. Второй удар Никитский получил при неудачной атаке воинского эшелона, увозившего Полевого на фронт. Под пулемётом красных полегла едва ли не половина отряда. И это ещё не всё. Оставшиеся в живых бандиты окончательно перестали верить вожаку, уже дважды отправившему их на верную гибель ради лишь ему понятной цели. Никитский, почуяв перемену в настроении людей, не стал дожидаться, пока подчинённые скрутят его и выдадут властям. Мысленно пожелав соратникам всего хорошего, он тайком, изменив имя, уехал в Москву, надеясь разыскать Филина, чей новый адрес по счастливой случайности раздобыл в Ревске. Кроме того, в новоявленной столице можно было попытаться разгадать тайну кортика. Ксения ещё в семнадцатом покинула Россию, но в подмосковном Пушкино доживала свой век в родовом гнезде Терентьевых мать Владимира. В том, что тайник следует искать именно там, Никитский не сомневался. Он придумает благовидный предлог, и старуха сама позволит ему поселиться в доме. Возможно, поможет в розысках. Правда, кортик с ключом Полевой унёс с собой. Но ничего, только бы найти тайник, а открыть его он сможет и без ключа! Перспектива лгать матери убитого им человека не смущала. Раньше – да, а теперь даже чести – и той у него не осталось. Только обида на отторгнувший его мир и жажда во что бы то ни стало жить.
И вот теперь бесконечный бег сменился краткой передышкой. Никитский сидит в гостях у последнего преданного человека, вместе с ним пьёт и не хмелеет, а по внутренностям разливается неожиданное благодарное тепло. Впервые за последние годы кто-то искренне ему рад, делится немудрящей пищей, привечает в своём жилище, хотя визит нежданного гостя может обернуться для хозяина неприятностями. А чем он может отблагодарить Филина за эту и дальнейшие услуги? По-братски поделиться кладом из тайника!
Заявился со двора Борька, поразительно похожий на отца – рослый, худощавый и с такой же торговой жилкой, заставлявшей мальчишку пускаться в различные спекуляции, приносившие нехитрые барыши. С любопытством уставился на незнакомца со шрамом.
- Это Сергей Иванович, вместе служили, - пояснил сыну Филин, даже в подпитии твёрдо помнивший новое имя визитёра. – Поживёт у нас пока. А ты, стервец, смотри у меня, чтоб никому!
- Да что я, батя, без понятия что ли? – обиделся Борька, невольно отворачиваясь от пронзительного взгляда Никитского.
- То-то же. Возьми вот, тебе картошка осталась. Поужинаешь на кухне, а нам тут поговорить надо. Марш!
- Холодная, - скривился мальчишка.
- Дольше бы шлялся. Ступай! – погнал Филин.
Решив не испытывать непрочное терпение отца, Борька забрал причитающуюся ему порцию и удалился на кухню, прикрыв за собой дверь. Впрочем, он тут же приник к ней ухом в надежде услышать, о чём станут беседовать отец и странный гость. Ох уж оно – вечное любопытство! Этот Сергей Иванович наверняка бывший офицер, может, тот самый, о котором рассказывал отец. Эх, вот бы похвастаться Юрке-Скауту, чтоб не задавался! Но раз уж отец приказал молчать, стало быть – тут дело серьёзное. И Борька будет молчать.
- Значит, и в Ревске нашем с бандой бывали? – усмехнулся Филин, разливая водку.
- Был. Искал вас, - ответил Никитский, отщипывая маленькие кусочки от краюхи хлеба.
- Я оттуда ещё в девятнадцатом стрекача задал. Когда папашу моего…
Не договорив, бывший матрос, издав нечто среднее между стоном и ворчанием, ударил кулаком по столу. Звякнула посуда. Борька поспешно отпрянул от двери. Опустив голову, завскладом долго сидел, наливаясь злобой на свою незадачливую судьбу. Кто он такой? Подранок, недобитый зверь. Живёт, наслаждаясь последней свободой, пока не пришёл урочный час. А много ли толку в таком существовании? Хочешь жить по-людски, а каждый встречный смотрит косо. Разбередил ему память Никитский. А кто он – Никитский? Такой же подранок, только ещё злее, ещё непримиримее. И хитрее, разумеется. Недаром, ох, недаром объявился он в Москве!
- И Полевой искал вас, - неожиданно, словно со стороны, дошёл до сознания голос старого начальника.
- Ч-что?! – встрепенулся Филин. – Тот Полевой, который с "Императрицы"?
- Он самый. Сволочь первостатейнейшая! – зло сверкнул глазами Никитский. – У красных в начальники вышел, комиссарил в этом вашем Ревске.
Филин махом опрокинул в себя стопку, зажевал корочкой.
- Хе, дела-а. За каким же лешим я ему понадобился?
- Помнит, наверное, о вашей службе, - усмехнулся Никитский, - вот и рассчитывал через вас выйти на меня.
- А вы ему зачем? – не понимал завскладом. - Банду изничтожить хотел или за старое какое поквитаться?
- За старое, Филин. Видите ли…
Никитский тревожно скользнул взглядом по двери, по покрасневшему лицу подельника, ещё не решаясь доверить тому всё. Наконец он заговорил, не спуская с хозяина квартиры пристального взгляда:
- Запомните, Филин: то, о чём я сейчас расскажу, касается меня и вас. Больше ни одна живая душа не должна узнать.
- Так точно! – рявкнул матрос, вскочив так поспешно, что табурет с грохотом опрокинулся. – Могила! Режь – никому не скажу!
В качестве подтверждения сказанного он бухнул кулаком по груди, выказывая полнейшую преданность.
Никитский поморщился: тоже конспиратор! Вопит, словно труба иерихонская! Но цену клятве Филина он знал и, успокоившись окончательно, продолжил рассказ.
- Помните то утро, когда погиб линкор?
- Как же, Сергей Иванович, до конца жизни не забуду, - замахал длинными руками завскладом. - Сколько же народу тогда погибло!
- Так вот, Филин. В то утро я… убил человека.
Завскладом осовело воззрился на гостя. Всего он ожидал от Никитского, но не такого признания.
- Вашего родственника… как его… Терентьева? – спросил матрос приглушённым голосом, как-то сразу догадавшись.
Никитский подтвердил:
- Да, Филин. Я пошёл на такой грех из-за кортика. Помните, я говорил вам о тайнике, где кто-то из рода Терентьевых спрятал сокровища?
Филин кивнул. Действительно, лейтенант злился на жадного кавторанга и делился переживаниями с денщиком. Даже прикидывали, нельзя ли выкрасть кортик. Значит, сокровища до сих пор целы, лежат и ждут истинных хозяев? Взбудораженное воображение мигом нарисовало заманчивую картинку. Богатство! Только заполучить клад, а там прощай, страна Советов, до свидания, опостылевший склад! С деньгами все пути открыты. А уж ради денег они с Никитским беса своротят.
- Ключ от тайника находится в кортике. Я почти завладел им.
- Вы тогда забрали кортик? Он у вас? – с надеждой спросил честолюбивый заведующий.
- Я не смог, Филин. Мне помешал мерзавец Полевой, - Никитский ударил кулаком по столешнице, не так, правда, сильно, как давеча Филин. - Мы сцепились. Потом… взрыв. Я пришёл в себя на катере. Полевой с кортиком исчез. Но кое-что у меня осталось.
Жестом фокусника он извлёк из потайного кармана и продемонстрировал компаньону… ножны, ножны от кортика.
Часть третьяЗавскладом, поглаживая ладонью усы, пристально смотрел на ножны, толком ничего не понимая. Как эта вещица поможет найти клад? И где искать?
- От того самого кортика? – спросил он, сглотнув.
- От того, Филин, - кивнул Никитский.
Недоверчиво хмыкнув, матрос протянул руку.
- Посмотрите, посмотрите, - отдал трофей гость.
Филин так и этак вертел ножны в руках, но ничего особенного в них не находил. Ножны как ножны, старые, чёрные, с металлическими кольцами и шариком на конце. Никаких знаков. Где же ключ? Разве он не в кортике? Не стал бы Валерий Сигизмундович просто так таскать ножны с собой. Или он смеётся над ним? Нет, колючий взгляд лейтенанта совершенно серьёзен. Ничего не понятно.
- Снимите кольца, - сжалился, наконец, Никитский.
Одно за другим Филин осторожно снял кольца и отвинтил шарик. И тогда – о чудо! – ножны, тихонько зашуршав, раскрылись в его руках чёрным веером. Присмотревшись внимательнее, Филин разглядел-таки знаки. Чёрточки, кружочки столбиками. Это ему ни о чём не говорило.
- Тут написано, где найти тайник? – спросил завскладом, складывая веер и нанизывая обратно кольца.
- Вероятно, да, - ответил Никитский, пряча ножны. - Но ключ к шифру остался в кортике, а кортик – у Полевого.
Опять ничего не ясно!
- А как же без ключа прочесть шифр?
- Если бы я знал! – фыркнул Никитский. - Но вы мне поможете.
- Я? - запыхтел Филин. - Помилуйте, Сергей Иванович, я ж в этих закорючках ни черта не смыслю.
- Болван! – озлился Никитский, но тут же осёкся: нельзя сейчас ссориться с компаньоном. – Вам не нужно ничего читать. От вас потребуется найти шифровальщика.
- Кого? – не понял Филин.
- Человека, который сможет прочесть надпись, - вздохнув, пояснил лейтенант. - Самому мне опасно лишний раз показываться на улице, поэтому вся надежда на вас. Если шифровальщик прочтёт текст, то мы сможем обойтись и без ключа.
Худощавое лицо бывшего матроса расплылось в довольной улыбке. Как оно всё, оказывается, просто! Вот что значит человек с образованием! Сразу сообразил, как разгадать загадку. А этот… как его… шифровальщик – найдётся. Филин держал уже на примете старичка-филателиста, наверняка понимавшего толк во всяческих тайнописях. Дальнейшее представилось в радужном свете и Филин, предвкушая лёгкую поживу, пьяно хмыкнул:
- А хитрец был старик Терентьев, царствие ему небесное! Этакую штуку придумал!
Никитский, видимо, не разделял самоуверенности компаньона. Во всяком случае, улыбка, искривившая его губы, была отнюдь не весёлой. А, может, захмелевшему от водки и мечтаний матросу показалось так.
- Хитрец. Но мы его переиграем. Так вы, Филин, ищите шифровальщика. Будьте осторожны. Впрочем, вы сами понимаете, - инструктировал лейтенант, потирая щёку со шрамом. - А я тем временем выясню, кто сейчас живёт в старом доме Терентьевых. Отец Владимира умер ещё до революции, а вот мать, вероятно, жива. Если только революционная буря не разорила родовое гнёздышко.
И снова та странная кривая улыбка!
Ещё одно неизвестное в уравнении разгадано. Филин начал соображать быстрее: вот известен дом. Зачем тогда расшифровывать закорючки на ножнах, если можно просто…
- Погодите-ка, Сергей Иванович… То есть… Вы знаете, в каком доме тот тайник?
- Догадываюсь, - кивнул лейтенант.
- Так на черта нам тогда сдался шифр? - вскрикнул нетерпеливый компаньон, совершенно забыв об осторожности. - Обыщем дом, и дело с концом!
И взмахнул длинными руками, едва не опрокинув бутыль.
- Голова! - с непередаваемым сарказмом отозвался Никитский. - Если хитрец Терентьев таким способом запрятал ключ, то сам тайник, по-вашему, должен быть на видном месте? Нет, дорогой мой Филин, отыскать его не так-то просто. Дом разобрать по кирпичу – и то не поможет. Вот затем нам и нужно прочесть шифр.
Борьке надоело сидеть в кухне. Отец и гость со шрамом всё что-то обсуждают. Пьют водку. Борька время от времени пытался подслушивать, но уловил мало что. Сергей Иванович и отец собираются искать клад. Ему, надо полагать, ничего не доверят. Взрослые никогда не делятся своими тайнами с мальчишками. Вот и из комнаты Борьку прогнали, словно он трепло какое-нибудь и не умеет хранить секреты! Проверили бы лучше, дали поручение, да он бы так всё выполнил – никакому взрослому не угнаться! Подумаешь! Да Борька и сам найдёт клад!
Веснушчатая мордашка засияла. Если Борька отыщет сокровища, все мальчишки во дворе, да что там во дворе, бери шире – во всей Москве! – начнут его уважать. И задаваке-Мишке нос утрёт. И велосипед купит ещё получше, чем у Юрки. И в кино сходит.
Замечтавшийся Борька совершенно позабыл о строгом папаше и таинственном Сергее Ивановиче. Кружа по кухне и в мыслях прикидывая, на что можно потратить клад, он зацепил ногой табурет, который, не устояв, как и его деревянный собрат, недавно опрокинутый Филиным, грохнулся об пол.
Голоса в комнате тотчас умолкли. Филин и Никитский влетели в кухню. Матрос без промедления ухватил сына за ухо:
- Ты чего тут, стервец?
- Батя, пусти! – ныл Борька, извиваясь в безуспешных попытках вырваться. – Ей-богу, не знаю я ничего!
Отец держал крепко. Борькино выкрученное ухо покраснело и налилось жаром.
- Подслушивал? Подслушивал, паршивец?
- Батя!
- Отпустите ребёнка, Филин! – вмешался в семейную драму Никитский. – Вы с ума сошли?
Завскладом нехотя разжал пальцы, освобождая отпрыска. Борька, насупившись, прикрывая ладонью пострадавшее ухо, хотел было выскользнуть из кухни, но дорогу ему преградил загадочный гость со шрамом на щеке.
- Подожди, мальчик. Так что ты всё-таки слышал?
- Дяденька, да я…
Никитский присел и стальные глаза его оказались на одном уровне с Борькиными.
- Говори же. Что ты слышал?
Борька мог просто соврать, ответив: "Ничего". Но цепкие пытливые глаза – вот они, совсем близко. Такому человеку невозможно солгать – в момент почует неправду и тогда несдобровать. Лучше уж высказать всё начистоту.
- Про банду говорили… - доложил Борька. – Потом про линкор и тайник с кладом.
- Та-ак… - протянул "Сергей Иванович", поднимаясь. – Вы, Филин, кажется, ручались за своего сына?
- Ваше… Сергей Иванович… Как же… - затрепетал совершенно потерявшийся завскладом.
- Ручались? – грозно переспросил гость.
- Ничего он не скажет, не беспокойтесь! – не на шутку испугался Филин. – Молчать будет! Шкуру спущу с подлеца!
Тут Борьке стало по-настоящему жутко. Не от обещания родителя "спустить шкуру" - подобные посулы он и так выдавал чуть ли не ежедневно. Кто же этот Сергей Иванович, если даже всесильный наглый отец почтительно лебезит перед ним?
- Шкуру спущу… - передразнил Никитский. – Он и так никому не скажет. Ведь не скажешь?
- Да я б и без того молчал, - насупился дрожащий Борька.
- Вот и славно, - усмехнулся Никитский, внезапно успокоившись. Но колючие глаза его не улыбались и словно говорили мальчишке: "Плохо тебе будет, если проболтаешься!" Но всё же Борьке он поверил.
Перетрусивший Филин из-за спины начальника погрозил сыну кулаком.
- А знаете, Филин, - загадочно произнёс лейтенант, повернувшись к компаньону, - когда живьём снимают шкуру – бывает весьма больно.
Борька был полностью согласен. Матрос только плечами пожал.
Ночью всем троим снились сны. Борька видел себя колесящим по двору на новёхоньком блестящем велосипеде. Все мальчишки отчаянно завидовали, а Юрка-Скаут бежал следом и нудным голосом выпрашивал:
- Дай прокатиться! Ну дай прокатиться!
Филину приснилась армада чёрных вееров и он всё выискивал на них знаки и пытался сложить в слова. А непослушные закорючки разбегались и путались, веера насмешливо трещали. Бывший матрос беспокойно ворочался во сне.
А Никитский… Никитский увидел выщербленную пулями кирпичную стенку на тёмном дворе. Ноздри явственно уловили тяжёлый металлический запах. Клацнул взведённый курок. Сердце сжали ледяные тиски. Лейтенант вскрикнул, проснулся в холодном поту и до самого рассвета не смыкал глаз.
@музыка: Максим Кривошеев - В час вечерний