Флешмоб "Отрывки из книг"

[A-Neo]

Он уже был когда-то, но почему бы опять его не сделать.
Отрывки из книг, которые вас когда-то зацепили. Которые знаете наизусть. Которые для вас, как музыка. Нужное подчеркнуть)
Желательно - именно в прозе. Но если есть любимые поэтические строки, без которых никак, то можно, конечно же, и их.
Продолжительность: по вашему усмотрению.
Никого не осаливаю, кому тоже приглянулась идея - берите.

Первый отрывок будет-таки именно в стихах. Я вообще очень люблю именно эту часть за её ритм и пронзительность, но всю выложить не могу, поэтому только начало. К слову, Темир-Хан-Шура на берегу Каспия меня смущает. Да ещё и Тарки-Тау рядом. То есть вроде как бы речь об ауле Тарки, где и находилась резиденция шамхала. А Темир-Хан-Шура во времена действия "Хочбара" вроде даже и основана ещё не была. В экранизации, кстати, Саадат везли в Бойнак. Что логично, поскольку именно там находилась резиденция наследника шамхала, за которого Саадат выдавали замуж.

День первый. Р. Гамзатов. Сказание о Хочбаре, уздене из аула Гидатль, о Кази-кумухском хане, о Хунзахском нуцале и его дочери Саадат

Чьи затуманились очи, чьи надежды погасли?
Кто говорит: прощайте, ущелья, реки, орлы?
На синий плещущий Каспий, на вечный тревожный Каспий
Глядит Шамхалова крепость, зубцы Темир-Хан-Шуры.

Дикий приморский берег. Сюда не подходят челны.
Петр пока еще не был и порта не основал.
Вздымаются в море волны, грохочут морские волны
И разбиваются грудью о грани прибрежных скал.

К свадьбе уж все готово. Пылает огонь под котлами.
Вино молодое в бочках способно их разорвать.
Только пока невеста все еще за горами.
Все глаза проглядели – «поезда» не видать.

Шахи, князья, султаны – уже съезжаются в гости
С разных концов Кавказа, с высоких и низких мест.
Жених к волнам подступает, жених у Каспия просит:
– Где же моя невеста, невеста из всех невест?

Но отбегают волны, они ничего не знают.
Улан вопрошает снова скалы горы Тарки:
– Вы поднялись высоко, доступна вам даль сквозная,
Не едут ли фаэтоны степью из-за реки?

День второй. История, внезапно, та же, но уже в виде киносценария. Очень жаль, что в окончательном варианте эта сцена выглядела иначе. Вторую ханшу так и вовсе убрали.
Я даже пыталась перенять этот стиль с длинными предложениями. Наверное, по некоторым главам "Янтарных чёток" это даже заметно.

День второй. А. Герман. Повесть о храбром Хочбаре

Рука дрожала, слабая беспомощная рука, нуцал ударил ее хлыстом, подивился, что не чувствует боли, и ударил еще. На этот раз брызнула кровь и стало полегче. Нуцал все покачивал головой, поймал себя на этом, но тут же стал покачивать опять, толкнул дверь, дверь уперлась в мягкое, старая ханша стояла на коленях в коридоре.

В глубине коридора был яркий дневной свет, там возникла молодая ханша. Нуцала всегда тянуло к ней, но сейчас в ее лице почудилось торжество, да скорее так оно и было. И хотя она быстро опустила глаза, он помчался к ней с проклятиями, поднял хлыст, она тоже закричала, повалилась на пол и закрыла голову, он пнул ее, вернулся к старой ханше, поднял, ханша заплакала, и они посидели на лавке рядом, как давно уже не сидели.

— Моя дочь здесь, — сказал он ханше и постучал по полу ногой, — она не покидала дома, моя дочь испугалась и больна и не выходит… Похищены же служанки и иноверец. Объяви всем так.

От ужаса и от сознания того, что произошло на самом деле, боль острым колом встала в груди и в животе, и, чтоб унять ее, он опять закачал головой.

— Если слух в чьих-нибудь шлепанцах шагнет в аул, утоплю всех… — Он ударил ханшу своим маленьким высохшим кулачком по голове и побежал на галерею. После сумрака дома яркий белый день ошеломил его.

День третий. Г. Троепольский. Белый Бим Чёрное ухо

Снег порошил.

Тихий снег.

Белый снег.

Холодный снег, прикрывающий землю до следующего, ежегодно повторяющегося начала жизни, до весны.

Седой как снег человек шел по белому пустырю, рядом с ним, взявшись за руки, два мальчика шли искать своего общего друга. И у них была надежда.

И ложь бывает святой, как правда. Так умирающий человек, улыбаясь, говорит любимым: "Мне совсем стало хорошо". Так мать поет безнадежно больному ребенку веселую песенку и улыбается.

А жизнь идет. Идет потому, что есть надежда, без которой отчаяние убило бы жизнь.

День четвёртый. Этот отрывок был и в предыдущем флешмобе, но я не могу его не взять опять. Как ни странно, из всего произведения, да и вообще из всего творчества Замятина, я люблю именно этот отрывок. Даже пару раз на эпиграфы его утаскивала. Итак...

День четвёртый. Е. Замятин. Рассказ о самом главном

Мир: куст сирени — вечный, огромный, необъятный. В этом мире я: желто-розовый червь Rhopalocera с рогом на хвосте. Сегодня мне умереть в куколку, тело изорвано болью, выгнуто мостом — тугим, вздрагивающим. И если бы я умел кричать — если бы я умел! — все услыхали бы. Я — нем.

День пятый. В. Катаев. В осаждённом городе

- Вы только представьте, вы только подумайте, - говорил он, - я ничего не знаю, я ничего не понимаю. Но только то, что было, тот прекрасный, изумительный мир, который был раньше, навсегда и безвозвратно умер. То, что в городе голод, - не важно. То, что не во что одеться, - тоже не важно. Важно, что нет новых книг и нет новых журналов, нет сотни тех мелочей, из которых складывалась прошлая жизнь. Вы меня понимаете. Поймите. Представьте себе так: тысяча девятьсот одиннадцатый год. Зима. Пять часов вечера, и вы возвращаетесь домой. В темной столовой над крахмальной скатертью горит лампа. Сквозь густой белый колпак пламя кажется красной коронкой. За окном снег. Все синее, а здесь тепло и хорошо от натопленной печки. А на столе лежит только что принесенная почта. От туго сложенных, забандероленных газет пахнет сыростью и морозом, а от писем холодным яблочным клеем. О, какой длинный путь они совершили: из Москвы, из Вологды, из Вятки, к югу. И представляешь себе Россию, как шкуру огромного белого медведя, по которой во все стороны ползут поезда. Сугробы завалили полустанки. Фонари горят в заре, как елочные звезды. Возле проруби стоят игрушечные кустарные бабы с ведрами, а вагон мотает, и хочется спать, и фонарь, задернутый красной занавеской, стрекочет кузнечиком. Ах, всего этого нельзя рассказать. Об этом можно только написать стихи. Вот, хотите, я вам прочту... - И он суетливо полез в боковой карман, но вдруг побледнел: прямо против него, глядя в упор, протекали жестокие сумасшедшие глаза матроса.

запись создана: 17.08.2021 в 12:21

@темы: книги, флешмоб