Как же это красиво...

[A-Neo]

Расул Гамзатов
Сказание о Хочбаре, уздене из аула Гидатль, о Кази-кумухском хане, о Хунзахском нуцале и его дочери Саадат

Чьи затуманились очи, чьи надежды погасли?
Кто говорит: прощайте, ущелья, реки, орлы?
На синий плещущий Каспий, на вечный тревожный Каспий
Глядит Шамхалова крепость, зубцы Темир-Хан-Шуры.


Дикий приморский берег. Сюда не подходят челны.
Петр пока еще не был и порта не основал.
Вздымаются в море волны, грохочут морские волны
И разбиваются грудью о грани прибрежных скал.


К свадьбе уж все готово. Пылает огонь под котлами.
Вино молодое в бочках способно их разорвать.
Только пока невеста все еще за горами.
Все глаза проглядели – «поезда» не видать.


Шахи, князья, султаны – уже съезжаются в гости
С разных концов Кавказа, с высоких и низких мест.
Жених к волнам подступает, жених у Каспия просит:
– Где же моя невеста, невеста из всех невест?


Но отбегают волны, они ничего не знают.
Улан вопрошает снова скалы горы Тарки:
– Вы поднялись высоко, доступна вам даль сквозная,
Не едут ли фаэтоны степью из-за реки?


Но на вопрос Улана скалы мертвы и немы.
Тогда, обращаясь к ветру, он говорит опять:
– Ты по равнинам дуешь, тучи гоняешь в небе.
Где же моя невеста? Нету терпенья ждать.


Те, что пошли навстречу, тоже пропали где-то.
Черные думы душат, сердце болит к беде.
Гости уже съезжаются, люди уже одеты,
В бочках вино готово. Где ты, невеста, где?


А фаэтоны мчатся, кони в горячем мыле,
Степь пошла ковылями, словно бы в седине.
Вдруг говорит принцесса, чтобы остановили,
Хочет сказать Хочбару слово наедине.


Поднял мужчина руку. Все моментально встало,
Только по ветру гнутся белые ковыли.
– Что, Саадат, случилось? Может быть, ты устала?
Может быть, заболела? Что тебе, говори!..


Чадру подняла невеста. Слезы как крупный жемчуг.
Слезами лицо омыто, во взгляде немой вопрос.
– Что с Саадат случилось? Боже мой, неужели
Ты ничего не видишь. Спроси же у этих слез.


Спроси у моей подушки, спроси у сердечной раны,
Или тебе невнятен женской любви язык?
Я не хочу к Шамхалу. Я не хочу к Улану,
В горы хочу обратно. В горы меня вези!


Ты, гидаглинец гордый, в мужчинах рождавший зависть,
Ты, чья скрипка играет, то радуясь, то скорбя,
Сколько ты ради выкупа в жизни украл красавиц?
Так неужели не можешь одну украсть для себя?


Жизнь моя будет рабской, жизнь моя будет черной.
Как же меня отдашь ты другому и навсегда?
Конь твой быстрее лани, бурка твоя просторна,
Дом твой в горах высоких. Меня отвези туда.


Буду твоей плененной, буду твоей рабыней.
Ты настоящий горец. Буду твоей женой.
Разве ты не сумеешь меня защитить отныне
Перед отцом, Шамхалом и перед всей страной?


Я тебя полюбила. Ты настоящий горец.
Бери же свою принцессу, в бурку ее заверни,
Теперь от тебя зависит, обречешь ли меня на горе,
Или ты мне подаришь любви золотые дни.


Так Саадат просила, так Саадат молила,
Слезы из глаз катились – к алмазу другой алмаз.
Хочбар ничего не ответил. Молча в седло вскочил он,
Жестом руки могучей трогаться дал приказ.


Но про себя подумал: «Это все бесполезно.
Пусть без тебя мне будет в жизни моей темно.
Но я же дал слово горца. Слово мое железно.
Слова второго нету. Оно у меня одно.


Пусть без тебя не будет ни радости и ни счастья.
Пусть без тебя засохнут реки, сады, поля.
Можно меня разрезать надвое и на части.
Слова я не нарушу. На этом стоит земля».


– Ах, ты мою надежду не хорони в могиле... –
Слезы глотает дева, в горле слышится стон.
– Я не хочу к Улану. Давай мы умчимся, милый,
Милый, еще не поздно. – Но непреклонен он.


Медленно с тяжким скрипом тронулись фаэтоны,
Словно кнуту не верят шестеро лошадей.
Над головой Хочбара вьются, крича, вороны:
– В жизни мы не встречали мужчины, чтоб был глупей!


Но выше ворон летели в небе орел с орлицей,
Громко проклекотали, словно небесный гром:
– Трудно ради любимой честью не поступиться,
Люди, ворон не слушайте, зовите его орлом!


Тут ручеечек тонко пискнул из-под копыта:
– Редко глупец подобный переезжал меня.
Но возразили камни, этим ручьем омытые:
Камни и то завидуют твердости узденя.