[A-Neo]

Ну, поехали потихоньку? Хотя я сама толком не знаю, чего хочу от этой работы.

Название: Ловушка для коршуна (рабочее)
Автор: A-Neo
Фэндом: В.Губарев "Королевство кривых зеркал"/"Королевство кривых зеркал" (1963) (кроссовер)
Персонажи: Нушрок, Абаж, Аксал, Топсед Седьмой, там посмотрим, кто ещё нарисуется
Рейтинг: R
Жанры: AU
Предупреждения: ОМП. Возможна смерть второстепенного персонажа. Я подумаю.
Описание: Кухарке Аксал выпадает случай попасть в замок Нушрока. Но какие цели преследует министр и можно ли не запутаться между чувствами и долгом?
Примечания: В описании мира ККЗ буду придерживаться фильма, где Аксал молодая задорная женщина, а также отсутствуют фентезийные элементы вроде стеклянной травы и аномальной воды.

Король умер, да здравствует король!

Королевство кривых зеркал постигло нежданное несчастье: карета, в которой очередной правитель, Куап Восьмой, совершал прогулку не удержалась на осыпающемся горном склоне и рухнула в пропасть. Ни сам король, ни сопровождающие его слуги не выжили.

Все флаги Королевства были приспущены в знак траура. Занятия во всех учебных заведениях отменены. Главный министр Нушрок распорядился на три дня приостановить работы в государственных зеркальных мастерских, невольно возбудив зависть в крестьянах, обрабатывающих рисовые поля Главнейшего министра Абажа. Им отдыха не полагалось. Абаж справедливо заявил, что посевы не зеркала, простоя не потерпят, а недовольных никто насильно не держит. Гонцы на взмыленных конях мчались со всех концов Королевства, спеша доставить осиротевшей монаршей семье депеши с соболезнованиями. Однако ни для кого не являлось секретом, что все действия и слова всего лишь формальность, но никак не подлинное выражение печали. Даже овдовевшая королева Акшом приказала слугам резать в своём присутствии лук, чтобы выдавить из глаз приличествующие случаю слёзы.

Слишком уж часто в королевстве происходили дворцовые перевороты и слишком уж ничтожны были правители, чтобы искренне по ним скорбеть. Куап Восьмой мало чем отличался от предшественников. Представитель давно выродившейся от кровосмешения династии, он не обладал ни умом, ни знаниями, ни силой, ни каким-либо иным качеством, полагающимся хорошему королю. Однако же при всём том он не желал считаться с волей министров. При дворе украдкой шептались, что это-то обстоятельство, а вовсе не несчастный случай как раз и погубило короля. Вдобавок при Куапе страна оказалась на грани войны с соседними государствами, а Королевство и без того было истощено сражениями в предыдущее царствование.

Погибшему воздали последние почести и, по давнему обычаю, установили гроб в Тронном зале, дабы каждый, начиная с августейших особ и кончая городскими рабочими мог с ним проститься. Желающие, коих нашлось немного, во время церемонии старались не смотреть на покойного: хоть придворный лекарь и потрудился на славу, скрывая следы трагедии, зрелище оказалось не из приятных. Даже Абаж предпочёл отвернуться. Один Нушрок не отвёл взгляда. На войне он видывал и не такое. В чёрном одеянии, поджарый, прямой, как жезл, министр стоял в стороне от толпы придворных, обдумывая тайные мысли и время от времени окидывая наследника оценивающим взглядом из-под полуприкрытых век.

Новым королём надлежало стать младшему брату Куапа, Топседу. Принцесса Ацирук на чрезвычайном совете, правда, попыталась заявить права на корону, упирая на своё старшинство.

- Нет закона, запрещающего женщинам занимать престол. Значит, править должна я! – нервно выкрикивала девица, скаля выпирающие зубы. Нушрок, ни слова не говоря, одарил выскочку настолько выразительным взглядом, что бедняжка, сдавленно пискнув, поспешила покинуть зал заседаний.

- Женщина на троне, ещё чего не хватало! – хмыкнул Абаж. Толстые щёки его презрительно заколыхались, словно желе.

- Напасть хуже чумы, - поддакнул распорядитель финансов Намйак.

Топсед и рад и не рад был свалившейся на него власти. С одной стороны, у него появилась прекрасная возможность утереть нос всем недоброжелателям. С другой – его пугала участь череды почивших правителей, без зазрения совести травивших, резавших и заточавших друг друга в крепости да монастыри. Лучше уж оставаться наследным принцем, до которого никому нет дела, чем очутиться в эпицентре дворцовых интриг! Зря он послушал Абажа и Нушрока. Ох, зря!

- Не извольте беспокоиться, Ваше высочество, - шепнул ему Абаж на прошлой неделе, - мы готовы исполнить своё обещание. Корону вы вскоре получите.

- Не забывайте же и вы своё, - зловеще проговорил Нушрок, сверля принца пронзительными чёрными глазами. – Помните, вы поклялись беспрекословно выполнять любую нашу волю. Любую!

Глаза Главного министра расширились, они безжалостно жалили Топседа, полностью покорившегося заговорщикам.

- Д-да, да, я клянусь! – только и смог пролепетать он, отступая к стене. – Всё сделаю, как вы скажете, только не смотрите на меня так, Нушрок, молю вас, не смотрите!

И вот день, о котором говорили министры, настал. Как только истечёт срок траура, последует коронация. Он, средний брат, с которым прежде никто не считался, сделается Королейшим из королей, Топседом Седьмым. Проклятые министры! Они страшнее кинжала, опаснее яда или верёвки. Однако и без них он беспомощен, как малое дитя.

Абаж, переваливаясь на коротких толстых ногах, подошёл к Нушроку и, кивнув на наследника, вполголоса спросил:

- Как он вам?

- Как и все они, - так же тихо ответил Главный министр, - труслив и глуп.

- Достаточно труслив и глуп, чтобы не перечить нам, мой друг, - круглое лицо Главнейшего министра расплылось в улыбке. – Уж он-то будет посговорчивей старшего братца!

- Вырожденец! – фыркнул Нушрок. – Династии нужно прилить свежую кровь, либо…

- Либо, мой друг?

- Королевству пора дать новую династию.

- Смелая мысль, Главный министр, но пока не настало время для её воплощения.

Придворные, собираясь небольшими группами, обменивались слухами и домыслами. Совершенно очевидно, что в министерском кабинете скоро произойдут перетасовки. Абаж займёт пустующее кресло Наиглавнейшего министра, освободив для Нушрока пост Главнейшего. Смотрителя больниц Нилвапа наверняка попросят с должности. Сиятельнейший граф Клов станет Верховным судьёй. Словом, великие перемены не за горами.

Кухарке Аксал не было дела до дворцовых сплетен. Работы и в обычные дни навалом: знай успевай поворачиваться. А тут все как с ума посходили, Назаф, господин главный повар, погоняет: скорей, скорей, скорей! На кухне все с ног сбились. Она с утра до ночи варит, жарит, шинкует, готовя на прорву сановных гостей, заполонивших замок. Впереди ещё – страшно подумать – коронационные торжества. Братец Ацинук, конечно, после потребует сведений. Да что нового услышишь в этакой суматохе? Ну, помер король, другой будет, хорошо, если не хуже. Опять же времени на встречу с братом никак не выкроить. Назаф нипочём сейчас не отпустит, а за самовольную отлучку, чего доброго, вовсе с места прогонит. Она не для того пороги обивала, чтобы так запросто лишиться хорошей работы. Лучше хлопотать у плиты, чем вкалывать по колено в воде на рисовых полях. Нет уж, туда она больше ни ногой!

Вот, наконец, последние приготовления к ужину завершились и блюда с яствами, источающими соблазнительный аромат, можно нести в королевскую столовую. Аксал устало перевела дух. Её работа закончена, дальше главный повар сам справится. Скорей бы добраться до своей комнаты! Неожиданно появилось ощущение, будто кто-то смотрит ей в спину. Обернувшись, женщина ойкнула от неожиданности: в дверном проёме стоял Нушрок собственной персоной. Надо же, как тихо прокрался, она даже шагов не слышала. Что он здесь забыл, проклятый? Всякие слухи ходили о Главном министре. Говорили, что сердца у него нет, что он алчный и жестокий, может превращаться в коршуна, если захочет. Поговаривают, Нушрок не пропускает ни одной казни на им же созданной Башне смерти – самой ужасной тюрьмы во всём Королевстве. Достаточно одного его взгляда, чтобы обречённый сам бросился вниз с огромной высоты на острые камни.

Насчёт сердца, наверное, выдумки. Ни один человек не проживёт без него. Даже министр Нушрок. Но то, что его сердце никогда ни к одному существу не испытывало любви – уж это точно.

Нушрок и внешне казался страшен. Вечно в чёрном, плащ, как демоновы крылья, бился за спиной. Нос изогнут, действительно – как есть коршунячий клюв. По слухам, такой нос у министра после войны: в сражении получил сильный удар по лицу, что-то там потом неправильно срослось, вот тебе и клюв. Не то чтобы Нушрок некрасив – как раз наоборот, лицо его можно было даже назвать привлекательным. Если бы не глаза. Пронизывающие, чёрные, так и жгут, душу наизнанку выворачивают. Никто не может смотреть Нушроку в глаза, разве что дочь, Анидаг. Но на то она и родная кровь.

- Всё ли готово? – спросил министр, вперив в кухарку испытующий взор.

- Готово, господин Главный министр! – поклонилась Аксал.

- Тогда пусть накрывают на столы, - распорядился Нушрок. – Пора.

К удивлению Аксал, министр не спешил уходить. Он, не обращая ни на кого внимания, придирчиво осматривал каждое блюдо. Точно искал предлог, чтобы задержаться здесь.

- И чего привязался, проклятый? – с досадой подумала Аксал.

Разве ему не пора в Тронный зал? Или Главный министр решил лично проследить за лакеями, чтоб не случилось никаких осечек? Да какие могут быть осечки, когда всё отлажено до мелочей! А, может, боится, как бы кто не подлил отраву в еду?

- Как тебя зовут? – неожиданно спросил Нушрок.

- Аксал, господин! – улыбнулась кухарка. Ей не хотелось выказывать перед министром ни капли страха, поэтому она прибегла к обычной весёлости.

- Так вот, Аксал, - со скучающим видом продолжил Нушрок, - говорят, кухня – средоточие всех придворных слухов. Скажи, не болтают ли тут о том, о чём говорить не следует?

Вот зачем он здесь! – возмутилась молодая женщина. Вынюхивает, выведывает крамолу, подлый лис. Ну да не на ту напал!

- Да какие у нас тут слухи, господин Главный министр? – запричитала она, кокетливо склонив голову с выбившимися из-под чепца льняными кудрями. – От зари до темна то у плиты, то у разделочного стола, спину разогнуть некогда, не то чтоб болтать.

- Значит, тебе тяжело здесь работать? – уже заинтересованно вопросил Нушрок, внимательно глядя на собеседницу.

- Не жалуюсь, господин! – поспешно ответила женщина, опустив очи долу. Боязни она не испытывала, только охотничий азарт: кто кого переиграет в словесном поединке.

Да что же у него за взгляд такой?! Так и скользит по всему её телу. Противный, липкий, ощупывающий. Нет, она не позволит загнать себя в ловушку!

- А муж у тебя есть?

- Три года, как погиб. Он лесорубом был, однажды штабель из брёвен рассыпался. Другие-то отскочить успели, а его придавило.

- Из родни кто-то остался? – продолжал Нушрок свой странный допрос.

- Брат, трудится в зеркальных мастерских, - сказала Аксал и рассердилась сама на себя. Зачем выболтала про брата? Вдруг её откровенность навредит Ацинуку?

- Конечно, ты можешь оказаться полезной и здесь… - задумчиво произнёс Нушрок. - Послушай, Аксал, я давно подыскиваю новую кухарку. Ты, я вижу, сообразительна и расторопна. Не перейдёшь ли ты в мой замок? Условия ничуть не хуже, чем здесь, работой завалена не будешь и сможешь чаще видеться с братом.

- Я… Я не знаю. Мне нужно подумать, - пролепетала женщина.

- Подумай, но смотри – такие предложения я делаю нечасто, так что не упусти выгоду.

С этими словами министр, слава зеркалам, наконец-то ушёл.

Аксал не знала, как расценить его предложение. Стоит ли соглашаться? Вроде бы она ничего не потеряет, да и хлопот в замке Нушроков меньше. Но только ли её стряпня заинтересовала Главного министра? Зачем ему простая кухарка, которую он и видит-то впервые в жизни? Женщина ворочалась в постели с боку на бок, стараясь припомнить выражение лица министра в те мгновения, когда она решалась на него посмотреть. Нет, Нушрок оставался невозмутимым, ни одного лишнего движения, голос его звучал ровно. Нельзя сказать, чтоб она чем-нибудь поразила его. Но а всё-таки? Свои сомнения она высказала Ацинуку, как только закончились коронационные торжества и появилась возможность для встречи. Отпросившись у главного повара, Аксал отправилась в квартал мастеровых, где в двухэтажном доме из серого камня проживали зеркальщики, покамест не обзаведшиеся семьёй. Там она и нашла брата.

- Не врёшь? – воскликнул поражённый Ацинук, выслушав рассказ сестры.

- Клянусь всеми зеркалами, истинная правда!

Зеркальщик почесал затылок.

- Конечно, ты бы принесла много пользы на королевской кухне, но свой человек в замке Нушрока! Вот это удача!

- Он тоже сказал, что я полезна на королевской кухне, - сощурилась Аксал. – Мы играем с огнём, братик. Не знаю, как ты, а я не хочу попасть в Башню смерти.

- А как иначе, сестрёнка? Тот, кто трусливо поджимает хвост, веря кривым зеркалам, ничего не добьётся в жизни!

Покрытое конопушками лицо зеркальщика посуровело, глаза заполыхали неуёмным пламенем, кулаки сжались. Судя по всему, Ацинук сел на любимого конька, поскольку речь его полилась свободно и звучал в ней жаркий призыв, дрожала струна едва сдерживаемого негодования.

- Чего же нам ждать и чего бояться, Аксал? Разве тебе нравится такая жизнь? Думаешь, новое царствование что-либо изменит? Как и прежде, толстосумы будут жиреть, высасывая из нас последние соки, а король станет смотреть на это сквозь пальцы. Да ещё ввяжется в войну, а кому она выгодна? Одним богачам, наживающимся на поставках! Королевство сгнило, кривым зеркалам никто не верит. Давно пора разбить их все до единого!

- Ох, что ты такое говоришь, братец?! Тише! Вдруг кто услышит?

- Кто услышит, кроме таких же зеркальщиков, как я? Разбить, разбить, Аксал! Разрушить устаревшую традицию, которую придумал невесть кто сотни лет назад. Народу необходимы правдивые зеркала! А сейчас правда такова, что богачи да аристократы живут припеваючи, а батраки гнут на них спину, ибо другой дороги у них нет. Разве мне в радость вкалывать за гроши в зеркальной мастерской? Я мечтаю учиться, приносить пользу народу, но мне, как сыну бедняка, закрыта дверь в университет. Люди пялятся в кривые зеркала, веря их лжи. Священники бормочут о какой-то справедливости. Кому же верить? Разве ты не хочешь справедливости?

- Конечно хочу, Ацинук!

- Так за неё надо бороться, сестрёнка! И не отступать на пути. Помни, мы боремся не для себя, но для блага всего народа. Все средства хороши. Ты уже дала согласие Нушроку?

- Пока нет. Он велел подумать.

- Тогда соглашайся. Такой возможности у нас больше не будет.

Молодая женщина вспыхнула до корней волос.

- Погоди-ка… А если он, ну… Начнёт ко мне приставать?

Зеркальщик заливисто расхохотался.

- Нужна ты ему! Для таких надобностей у аристократов имеются другие девицы, если не хватает барышень из высшего света. Кроме того, Нушрок, как говорят, ненавидит женщин.

- Ой, мало ли что о нём говорят!

Множество раз так и этак прокрутив в голове слова Ацинука кухарка пришла к выводу, что брат прав. Тяжело в Королевстве, хоть зеркала и внушают обратное, отражая румяных довольных людей. Аксал знает, как делают кривые зеркала. В мастерские нанимаются те, кому больше некуда податься, кто готов трудиться за любую плату. Кто по доброй воле согласится дышать ртутными парами? Среди зеркальщиков есть и бывшие каторжники. Потому-то и дисциплина хромает. Надсмотрщики зверствуют, а пожаловаться некому. День и ночь кипит работа в мастерских, Королевство непрестанно требует новые зеркала взамен тех, что поцарапались, потускнели или разбились. Нушрок не спешит прибавлять зеркальщикам жалование, скупится пустить в производство серебро. Мерзкий жадный коршун!

Глупо упускать удачу, когда та сама идёт в руки. Не так уж часто недоверчивый министр допускает нового человека в своё окружение. Аксал решилась. Ну уж если Нушрок вздумает посягнуть на её честь – так и она не невинная девица, сумеет дать отпор. А, может статься, Ацинук верно сказал: какое дело вельможе до простой кухарки? В конце концов, Нушрок мог снова жениться после того, как овдовел, а он столько лет один как перст. Следует соглашаться. Хотя Нушрок, скорее всего, уже забыл своё предложение.

История Бара

Нушрок, вопреки слабым надеждам Аксал, ничего не забыл. Когда тело почившего короля упокоилось в фамильном склепе, а на слабоумную голову Топседа водрузили корону, теперь уже Главнейший министр Королевства снова наведался на кухню. И на этот раз Аксал не услышала его шагов, но не потому, что Нушрок таился. Просто на кухне вовсю кипела работа, гудел огонь в плите, стучали ножи, булькало варево, поварята, ловко орудуя щётками, чистили огромный закопчённый котёл, сопровождая сие действие озорной песенкой о чрезмерном королевском аппетите. Осторожная кухарка шикнула на расшалившихся мальчишек. Песенка оборвалась. И как раз вовремя: дверь отворилась, пропустив на кухню господина Нушрока. Поварята, выстроившись в шеренгу, поклонились чуть не до пола, гадая: слышал или нет? Аксал бросила куропатку, которую ощипывала, и тоже хотела было склониться, однако Нушрок остановил её протестующим жестом.

- Полно, Аксал, не перетруждай спину, - произнёс министр, изобразив подобие улыбки.

Кухарка, и без того красная от жара плиты, зарделась как кумач: он помнит их прошлый разговор!

- Так точно, господин Главнейший министр! – чётко, по-военному выпалила она, демонстрируя в улыбке ослепительной белизны зубы. Она не хотела намекать Нушроку на его военное прошлое. Просто само собой вырвалось.

В воронёных глазах министра сверкнула искра.

- Ты подумала над моим предложением?

- Да, господин Главнейший министр. Я согласна.

- Прекрасно. У тебя три дня на то, чтобы получить расчёт и собрать вещи. Я пришлю за тобой повозку.

Он снова задержал на ней оценивающий взгляд. Как ни странно, Аксал не ощутила в нём враждебности. Так обыкновенный мужчина мог бы посмотреть на приглянувшуюся женщину. Надо же – отметила удивлённая кухарка – глаза Нушрока бывают и не пугающими. Министр такой же человек, как и все, и способен испытывать те же чувства, только не демонстрирует их открыто. Нушрок словно ларец с двойным дном, не сразу разгадаешь, что кроется за внешней оболочкой. Женщине сделалось неловко, словно она подумала о чём-то непотребном и нечаянно выдала себя. Счастье, что Нушрок не умеет читать мысли! Во всяком случае, такую особенность ему пока не приписывали.

- А вы сорванцы, что уши развесили? – прикрикнула Аксал на поварят после того, как Главнейший министр, пообещав скорую встречу, отбыл по своим делам. – Котёл сам себя не вычистит!

Назаф буквально пришёл в ужас, когда Аксал в тот же день попросила расчёт. Пушистые усы, которыми их обладатель неимоверно гордился, вздыбились, лоб покрылся испариной – до того взволновался главный повар. Шутка ли, со дня на день ожидается визит послов иностранных держав. Тут без кухарки как без рук!

- Как же так, Аксал? – взмолился Назаф, разом растеряв всю спесь. – Без ножа меня режешь! Повремени хотя бы неделю, надо как следует угостить заграничных обормотов!

- Господин Нушрок отвёл только три дня, - отрезала Аксал.

- Господин Нушрок?!

Назаф отступился: перечить Главнейшему министру себе дороже. Ничего не оставалось, кроме как срочно искать кухарке замену. Аксал, воспользовавшись ситуацией, сделала так, как научил Ацинук: порекомендовала главному повару свою хорошую знакомую по имени Яншив, стряпуху графов Килорк. Та по первому зову оставила прежнее место и явилась на королевскую кухню. Назафа вполне устроила добродушная, проворная, несмотря на полноту, работница и Яншив незамедлительно приступила к прямым обязанностям. Главный повар не подозревал, что собственноручно поселил в замке шпионку зеркальщиков. Пока Аксал ознакомила преемницу с тонкостями новой службы, пока получила у казначея причитающиеся ей монеты и уложила вещи, истёк отведённый Нушроком срок.

В комнату, которую занимала Аксал, постучали. Отворив, кухарка увидела коренастого плечистого человека с седеющими волосами. Обветренное смуглое лицо его бороздила сеть морщинок. Щёку пересекал шрам.

- Это вы будете Аксал? – осведомился незнакомец. Голос его выделялся странным акцентом.

Кухарка кивнула.

- Меня зовут Бар, я слуга господина Нушрока. Он прислал меня за вами.

- Я готова ехать.

Бар легко погрузил баул в повозку, помог сесть женщине, занял место на козлах и взмахнул кнутом.

- Н-но, пошли!

Лошади легко тронулись с места. Аксал в последний раз оглянулась на дворец, в залах которого звучала красивая музыка, а в окнах мелькали силуэты танцующих пар. Его величество давал очередной бал в то время, как министры улаживали натянутые отношения с соседними державами.

Поначалу дорога шла вдоль стены, окружавшей дворец, затем повозка, отражаясь в бесчисленных зеркалах, свернула на центральные улицы столицы. Аксал, глянув на отражение, прыснула: вместо пары холёных рысаков зеркала показали двух костлявых заморенных кляч, мужественный кучер превратился в тощего дылду, а сама она стала растрёпанной седовласой замарашкой, толстой и кривой на правый глаз. Ничего не скажешь, хороши издержки у главного оплота Королевства!

Богатые улицы кончились. Потянулись унылые рабочие кварталы, утонувшие в огородах окраины, сменившиеся полями, чередовавшимися с квадратами виноградников. Лошади бодро рысили, утопая копытами в мягкой дорожной пыли. Солнце припекало вовсю, в траве стрекотали кузнечики, где-то распевала невидимая птица. Женщине прискучило глазеть по сторонам и она решила разговорить молчаливого возницу.

- Послушай, Бар, в замке Нушроков правда нужна новая кухарка?

- А как же. Старуха Торк совсем уж не справляется.

Значит, Нушрок не солгал ей. Он действительно ищет прислугу, а не строит далеко идущие матримониальные планы. Уже хорошо. Следует, коли представилась возможность, разузнать о нём побольше, заодно и время пути скоротать. Шрам на щеке возницы навеял очередной вопрос.

- Твой хозяин бьёт слуг?

- Хозяин? Что ты, Аксал! Разве ты не знаешь Нушрока? – хрипло хохотнул Бар. – Он как взглянет, так иной раз ноги подкосятся. Вот Ани… То есть, молодая госпожа Анидаг – та может и прикрикнуть, и плетью замахнуться. Но ты же почитай и не увидишь господ. Что им делать на кухне?

- Так это Анидаг ударила тебя по щеке?

Ей сделалось жаль бедного слугу. Захотелось сбежать, пока не поздно. Работу найдёт, хорошая кухарка везде нужна. Ацинук обойдётся без соглядатая в министерском замке. Отведать плети? Ну уж дудки!

Бар потёр щёку со шрамом.

- Ты об этой зарубке? Нет, Анидаг тут ни при чём, её тогда и на свете не было. Здесь сам господин Нушрок постарался.

- Что?! Но ты ведь сказал…

- Да дело-то давнее и я, правду сказать, не в обиде на Нушрока, просто так уж сложилось. Мы ведь с ним квиты: он мне щёку расцарапал, а я ему портрет малость подправил.

- Значит, нос крючком у него из-за тебя? Ой, Бар, расскажи!

Аксал настолько разбирало любопытство, что она, донимая возницу расспросами, не подумала, приятно ли ему ворошить былое. Бар некоторое время молчал, и, когда женщина уже уверилась, что кучер больше не заговорит, он всё же повёл рассказ. Голос его, когда он вспоминал давно минувшие события, звучал неровно, как надтреснутый колокол.

- Значит, двадцать лет с тех пор прошло. Сам я родом из Герцогства Чёрных озёр. И ваш король Гревзи Пятнадцатый объявил войну нашему герцогу. А, может, герцог напал на короля, словом, кто как переиначивает, не знаю я толком, из-за чего они схлестнулись, но заваруха вышла знатная. Я крестьянствовал в родной деревеньке и ведать не ведал никаких дрязг, как вдруг глашатай объявил набор в солдаты, мне одному из первых лоб забрили, да на фронт. И вот в одном бою – жаркий был тот бой – я очутился в самой гуще схватки, дрался как чёрт и всё думал, как бы выдержать, не дрогнуть. Вдруг гляжу: несётся на меня вражеский офицер на вороном коне, чёрный плащ развевается за спиной, палаш на солнце сверкает – ну, думаю, срубит голову, тут мне и конец. А помирать ужас как не хотелось! Офицер взмахнул палашом, я сам удивляюсь, как успел увернуться, только щёку он мне и полоснул. Кровь за шиворот течёт, всё ровно плывёт, но такое зло меня тут взяло! Силой я не обижен, как дёрну того офицера за ногу, тот с коня долой, а я его подмял под себя, да как ударю в лицо! Думал, наповал уложу, а тот живучий оказался, как зыркнет на меня чёрными глазищами, так у меня аж мороз по коже прошёл. Он вывернулся, кинулся на меня, а дальше я словно в яму провалился и ничего не помню.

Вздохнув, Бар замолчал. Поля сменились скалами, теснящими друг друга, устремляющими в небо зубчатые вершины. Где-то внизу в ущелье клокотала река. Повеяло прохладой.

- Высоко забрались Нушроки! – сквозь зубы проговорил Бар.

- Дальше, Бар! Расскажи, пожалуйста, что произошло дальше! – взмолилась заинтригованная кухарка.

- Дальше? Очнулся я в бараке для пленных. Рану мне залатали. Месяца два, может, больше я там провёл: счёт дням мы потеряли, известий никаких не получали. Тяжело мне пришлось, был здоровый малый, стал совсем доходягой. Болезнь косила пленных одного за другим, я боялся тоже свалиться – тогда точно не выжить. Но вот однажды охранники приказали нам, кто держался на ногах, выстроиться в шеренгу. Слышу взволнованный шёпот: "Ротмистр Нушрок!" Заходит в барак офицер в сопровождении нескольких солдат. Я сразу его вспомнил, тот самый, который меня едва не уложил, вижу – нос у него сделался как птичий клюв. Моя работа! Думаю - что ему тут надо? Офицер меж тем прохаживается вдоль шеренги, всматривается в лица. Пригляделся я, а он молодой совсем, лет двадцать всего. Меня он узнал.

- Жив ещё? – усмехается, а глаза хищные. Вылитый коршун. – Хочешь служить мне?

Какой у меня тогда был выбор? Сдохнуть в чумном лазарете? Попасть на рудник? Я и согласился. Капитан привёз меня в свой родовой замок, определил на службу. Втянулся я постепенно, а там и война закончилась, хозяин вернулся. Жена его на сносях, последние недели дохаживала.

- Но зачем Нушроку вражеский солдат? – удивилась Аксал.

- Я однажды спросил его о том же. Он ответил, что я первый, кому в бою удалось не только увернуться от его удара, но и самого его спешить. Вроде как таких людей он уважает. Затаил ли он на меня зло, врать не стану, не знаю. Думал я бежать, но куда? Свои же вздёрнут за измену. А теперь уже поздно, да и привык к здешним местам, что греха таить. Анидаг на моих глазах выросла. Госпожа Нибур умерла от родильной горячки, оставив Нушрока с дочерью на руках. Поначалу он чурался её, а после оттаял, взялся за воспитание.

- А жену он любил?

- Чего не знаю, Аксал, того не знаю. Приехали!

Родовое гнездо Нушроков выстроено было на самой вершине скалы. Замок, со всех сторон защищённый отвесными каменными склонами и бурлящим горным потоком, во все времена служил хозяевам и жильём, и неприступным убежищем, способным выдержать длительную осаду. Мрачные чёрные стены вызвали в сердце Аксал тоску, но путь к отступлению был отрезан. Бар затрубил в рог. Тотчас же со скрежетом опустился подъёмный мост. Повозка въехала во двор замка.

О пользе прогулок под звёздами

Ацинук не был далёк от истины, говоря о войне: новый король вполне мог её объявить. Топсед Седьмой, неискушённый в политике, этикете и различных науках, обожал всё, связанное с военным делом. Горделиво задирая подбородок, он безуспешно копировал военную выправку, мужественно снося неудобства, причиняемые колотящейся о бедро шпагой. Начитавшись книг, прославляющих ратные подвиги его предков, монарх не видел причин улаживать оставленные ему в наследство старшим братом дрязги с соседями. Мысленно почивая на лаврах великого полководца, Топсед так и заявил министрам: зачем-де лебезить перед этими зазнайками, когда можно померяться с ними силой. Неизвестно, во что бы всё вылилось, если бы Абаж и Нушрок, повелев монарху помалкивать, не взялись править дипломатические отношения. Пока министры изощрялись в красноречии, умасливая иностранных послов, Топсед утешался, отплясывая на балах. Либо, реализуя полководческие амбиции, выезжал со свитой на охоту в заповедник Акзакс, где специально для его величества егеря загоняли красного зверя. Конфликта, таким образом, удалось избежать.

Нушрок понимал: война обернётся для Королевства катастрофой. День ото дня в народе росло недовольство, прорываясь беспорядками то тут, то там. Зеркальщики, не страшась надсмотрщика, открыто пели запрещённые песни. Кривые зеркала украдкой разбивали по ночам. Установить виновных, покусившихся на святая святых, так и не удалось. Нушрок приказал патрулировать улицы во всех городах Королевства, но такая мера слабо помогла. Не приставишь же караульного к каждому зеркалу! Страна, в особенности столица Олкетс, походила на пороховой погреб. Достаточно одной искры, чтобы грянул оглушительный взрыв. И такой искрой могла стать война. Народный гнев, долженствующий обернуться против внешнего врага, мог с большей долей вероятности обратиться против короля и его министров. А они ещё и сами вложили бы в руки народа оружие!

Никогда ещё Нушрок не чувствовал такого нервного напряжения, как в те дни, когда пытался если не предотвратить, то хоть отсрочить грозу. К тому времени, когда иностранные послы отбыли восвояси, он чувствовал себя выжатым лимоном, хоть и не выказывал усталости. Всё, о чём помышлял министр – как можно скорее покинуть Олкетс. Там, в старом замке, со всех сторон стиснутом скалами, он всегда находил покой и уют, восстанавливал душевные силы. Потом подумает, как усмирить дерзких зеркальщиков. Всё потом.

- Славно мы потрудились, дорогой друг, - пророкотал Абаж, растягивая пухлые губы в улыбке. – Со стороны короля будет свинством не закатить пир в нашу честь.

- К чёрту пиры! К чёрту недоумка Топседа! – буркнул Нушрок. – Лично я направляюсь домой, чтобы отдохнуть от придворной камарильи.

- Понимаю ваше стремление, министр Нушрок. Говорят, вы переманили кухарку с дворцовой кухни, так теперь можете и дома наслаждаться королевскими обедами. Самое время оценить её таланты!

- Ваши осведомители знают своё дело. Вы ловкач, Абаж!

- Такой же, как и вы, Нушрок!

Обменявшись любезностями, министры распрощались. Нушрок сердито кривил губы, перемалывая оставшийся после беседы неприятный осадок. Не то чтобы его волновала осведомлённость Абажа: новая кухарка – не такая уж тайна за семью печатями, кто угодно мог о ней узнать. Нушрока отчего-то тревожило совсем иное: не заподозрил ли его Наиглавнейший министр в попытке завести любовницу. В последней фразе Абажа ему почудился двусмысленный намёк. Хотя пусть даже и так, почему, собственно, он должен стесняться чьего-то мнения? Какая, в сущности, разница, кухарка или куртизанка, если все женщины устроены одинаково?

Главнейший министр никогда не испытывал особого пиетета относительно женщин. Он делил их на обслугу и пустоголовых трещоток. Предназначением первых был труд в полях, у плиты или у ткацкого станка, вторых – наряды, балы, пустопорожние разговоры и показная благотворительность. Ну и общая для обеих категорий обязанность удовлетворять мужские потребности и производить на свет детей. Единственное исключение представляла собой Анидаг, сочетавшая изысканную женственность с практическим мужским умом. Но только потому, что дочь, по счастью, характером пошла в него и он сам занимался её воспитанием. Отличалась ли покойная Нибур от других женщин – этого Нушрок не знал. Он взял её в жёны по настоянию отца, полюбить не смог, лишь несколько привязался, когда она понесла от него дитя. Слишком мало времени провёл он с Нибур, чтобы как следует изучить её характер, привычки и выстроить отношения. Да ещё вмешалась война, украв часть отведённого им короткого срока. Осталась даже полудетская обида на жену за то, что единственный ребёнок оказался девочкой. Подарить ему сына Нибур не успела. Нушрок не тосковал по ней, просто первое время ощущал пустоту, словно вместе с Нибур исчезла частичка его мира. Он приказал убрать все вещи, напоминавшие о жене, и постепенно забыл её.

Вторично Нушрок не женился. Зачем обременять себя лишними заботами? Он привык к постоянному окружению, к давно сложившемуся укладу. Сына-наследника нет, но его вполне заменяет дочь. Для утоления природных потребностей полным-полно доступных и неболтливых девиц. Россказни, циркулировавшие в народе, до сего дня его не волновали: говорят и пусть себе говорят. Собака лает, караван идёт.

И тут вдруг какая-то кухарка, зацепившая сильнее, чем бы ему того хотелось. Настолько, что Нушрок по пути в замок даже ощутил нечто похожее на волнение, думая, как устроилась Аксал. В первую их встречу он отметил её молодость, пышущий здоровьем вид и довольно утончённое для простолюдинки лицо. Но отнюдь не эти качества засели в памяти министра. Аксал опустила голову под его взглядом, но не залебезила, не попятилась, как прочие, отвечала толково. Женщина, не похожая на остальных, не попадающая ни под одну из категорий. Женщина, излучающая тепло и ласку, никого не оставляющая равнодушным. Даже жаль, что она не из его круга.

Тем временем Аксал освоилась в замке и перезнакомилась с его обитателями. Доброжелательный характер вкупе с природным обаянием помог ей быстро расположить к себе слуг, включая старую кухарку Торк. Постаралась она произвести приятное впечатление и на новую хозяйку. Представляясь госпоже Анидаг, Аксал поразилась, насколько дочь министра не соответствовала наскоро сложившемуся в её воображении образу истеричной притеснительницы, иссохшей от собственной злобы. Встретившее её нежное создание, казалось, не могло никого грубым словом оскорбить, не то что ударить плетью. Уж не приврал ли Бар? Голос девушки звучал мелодично, держалась она с особым изяществом, располагая к себе. И вместе с тем чувствовалось в ней что-то властное, хищное, нушроковское. Аксал, поняв, что за внешней хрупкостью кроется отчаянный характер, решила держаться с хозяйкой настороже. В общем же и целом взаимоотношения со всеми установились ровные. Одна лишь Асырк, камеристка Анидаг, брезгливо сжимала губы в ниточку и фыркала, стоило с ней заговорить.

- Не обращай внимания, - пояснил Бар, - Асырк у нас любезна только с господами.

Аксал и не думала переживать: было б из-за чего. Гораздо больше неприязни камеристки её интересовало отношение к ней Бара. Старый служака не упускал случая заглянуть на кухню под каким-нибудь благовидным предлогом, сидел за столом, не зная, куда девать руки, вздыхая, косился на Торк, видимо, мешавшую откровенничать. Аксал угощала его чаем, вела хозяйственные разговоры, делая вид, будто не понимает истинной цели визитов. Старая Торк однажды, когда Бар, поблагодарив за гостеприимство, удалился, произнесла с усмешкой:

- Ишь, приглянулась ты ему. Ко мне, небось, по десять раз в день не заходил.

- Сама вижу, тётушка Торк, не маленькая.

- Так чего тянешь? Бар мужчина хороший, ты женщина одинокая. Или министра тебе подавай?

- Выдумаете тоже, тётушка Торк! – вспыхнула Аксал. – Я не какая-нибудь там, я женщина порядочная.

- Что ты, что ты, девонька, я ведь так только, - пошла на попятную старуха, - ты не серчай.

Разговор был неприятен и Аксал прямо попросила Торк тему сводничества больше не затрагивать, мол, она как-нибудь сама разберётся с личной жизнью. Хранить верность покойному Нилифу она не собиралась, но и замуж покамест не тянуло. Чего она там не видала? Оно-то верно, надо присматриваться, вить, как говорится, собственное гнездо. Не век же одной маяться, но привыкла уже рассчитывать сама на себя. Ацинук вон тоже не торопится остепеняться, мол, семья не главное, надо сперва послужить людям. Только много ли наслужишь, давясь ртутными парами? Хорошо, хоть ей повезло с местом.

Насчёт условий Нушрок не обманул: не хуже, чем на королевской кухне, а работы меньше. Комнату выделили не в пример каморке, которую она занимала во дворце. Словом, живи да радуйся, а Аксал скучала. Серые скалы, окружавшие замок, тяготили её. Ни деревца, ни кустика, травинки завалящей не сыскать. Повсюду одни камни да бурный поток, плюющийся пеной. На прогулку не уйти, Ацинука навещать рано, да и сообщать ему пока нечего. Тут поневоле прибытия Нушрока станешь ожидать, как праздника. Аксал и без того ловила себя на слишком частых мыслях о министре.

И вот, наконец, Нушрок вернулся в родовое имение. Аксал слышала, как затрубил рог, заскрежетали цепи, опуская мост. Двор тут же наполнился голосами, звоном подков и лошадиным ржанием.

Министр вышел из кареты и протянул руки к спешащей навстречу Анидаг.

- Дорогой отец, могу ли я поздравить вас с благополучным завершением переговоров? – улыбнулась девушка, обнимая Нушрока.

- Можете, дочь моя. Война Королевству больше не грозит. Ох, как же я устал! Что угодно отдал бы за горячую ванну и вкусный ужин!

- Пойдёмте же скорее в дом, отец. Я распорядилась приготовить праздничный ужин в честь вашего возвращения.

- Вы как всегда предусмотрительны, чудесная моя Анидаг, - просиял Нушрок и поинтересовался будто невзначай. - Кстати говоря, как там новая кухарка?

- Милая женщина, чистоплотная, неглупая,- пожала плечами Анидаг. – Знает свою работу, все ею довольны.

- Значит, я не ошибся в ней.

Аксал не собиралась подслушивать разговор Нушрока с дочерью. Так уж сложились обстоятельства, позволившие ей оказаться в нужном месте в нужный час. Торк, видимо, стремясь загладить вину за давешнее сводничество, предложила:

- Ты, милочка, ступай отдыхать, я тут сама закончу.

Спать не хотелось и Аксал решила выйти во двор, полюбоваться на звёзды, которые в горах хороши, как нигде на земле. Выскользнув через чёрный ход, она замерла, услышав приближающиеся голоса и шорох шагов. Как оказалось, не ей одной вздумалось прогуляться под звёздами. Женщина поспешила спрятаться за дверью, пока её не заметили.

- Ах, отец, вы же прекрасно знаете, что я умираю от скуки на балах. Мне по душе охота и верховые прогулки, - произнесла Анидаг.

- Всё же вам не мешает иногда выезжать в свет, - усмехался Нушрок, - а то уж поговаривают, будто я нарочно прячу вас в замке.

Непринуждённо беседуя, отец и дочь прошли мимо. Аксал, стараясь не шуметь, кралась по пятам вдоль стены замка. Она очень боялась выдать своё присутствие, сердце уходило в пятки от стыда и страха. Она ещё никогда не подслушивала и понимала, что совершает гнусное деяние. Но перед внутренним взором её предстал Ацинук, этот пламенный борец за всеобщее счастье. Ради него… ради благого дела… она должна. И Аксал осторожно шла, пока шаги впереди не затихли. Женщина прижалась к стене, напряжённо прислушиваясь, стараясь даже не дышать.

Сначала Нушрок и Анидаг ни о чём таком важном не говорили. Кухарка пожалела, что последовала за ними, нарушив уединение близких людей, искренне радующихся встрече. От зависти защемило в груди: ей приходилось только мечтать о подобных отношениях с родителями. Какое там! Отец частенько прикладывался к бутылке, а, выпив, поколачивал домочадцев, так что ей с матерью и братом приходилось бежать из дома, ночуя у соседей. Когда Ацинук возмужал, стало легче, отец, раз получив отпор, побаивался распускать руки. Мать, угрюмая, рано состарившаяся, задёрганая работой, не выказывала к детям ни капли нежности. Аксал и поспешила покинуть опостылевший отчий дом, выйдя за первого посватавшегося. Нилиф, правду сказать, был неплохим человеком, но ласки от него она никакой не видела.

Сейчас Аксал стала свидетельницей совершенно иных отношений. Не то её удивило, что между родителями и детьми возможны любовь и доверие, а то, что Нушрок, суровый Нушрок, оказывается, нежно любит дочь. А говорят, сердца у него нет.

Кухарка хотела было незаметно скрыться, но внезапно слух её уловил нечто интересное.

- Как обстоят дела в зеркальных мастерских, отец?

- Всё по-прежнему, Анидаг. Те же песни да требования прибавить жалование. По мне так бездельники не заслуживают и лишнего шорга, но задобрить их придётся во избежание новых волнений.

У девушки на сей счёт имелось иное мнение.

- А я бы указала на дверь всем несносным крикунам. Через месяц-другой они на коленях просились бы обратно.

- Уверяю вас, милая Анидаг, - убеждал Нушрок, - опасны не крикуны, а те, кто исподтишка сеет раздор. Ничего, Кенеф выяснит, кто мутит воду. Однако стало довольно свежо. Не вернуться ли нам в дом?

Нушрок и Анидаг удалились. Аксал стояла ни жива, ни мертва, не веря свалившейся на неё удаче. В горле пересохло от волнения. Теперь ей есть о чём поведать Ацинуку и, возможно, откровенность Нушрока спасёт жизнь многим зеркальщикам. Осталось лишь найти способ передать весточку брату.