[A-Neo]

29.08.2016 в 09:06

Пишет  Шано:

Оригинал взят у в Ruth Mazo Karras - Sexuality in Medieval Europe: Doing Unto Others

Немного о том, как опасно было быть убежденным девственником в средние века без позволения на то Святой Матери Церкви.

Осуждение сексуальной активности мирян (не сексуальной активности вообще) было признаком еретических взглядов. Под подозрение в еретичестве подпадало суждение, что необходимым условием для целомудрия является уклонение от любого вида секса (кроме тех случаев, когда это осуществляется по церковному обету). Ральф из Коггешолла рассказывает историю о том, как в 1170-х годах Жерваз из Тилбери обвинил в еретичестве молодую женщину в Реймсе. Его убежденность основывалась на том, что, когда он предложил ей, она отказала ему в сексе, «потому что если я утрачу невинность и тело мое будет осквернено, без сомнения я стану навеки проклята – безо всякой милости». Разумеется, в данном случае клирик использует обвинение в ереси для принуждения к сексу, однако важно то, что ему поверили, а женщину сожгли вместе с теми, кого она имела несчастье вовлечь в это дело. Желание сохранить девственность любой ценой и утверждение, что любая сексуальная активность препятствует спасению души, в особенности – не давая при том религиозных обетов – были весьма опасным делом.

Anybody теперь скажет, что Джон Хепберн некоррректен в своем предложении только исповеди, что бы там у них не произошло? Мог бы сразу на костер отправить, а чо такова. Ну, ладно, не мог, потому что все же – четыреста лет спустя, но прецедентик-то каков!

Для кого-то целомудрие было выбором стиля жизни во взрослом возрасте, а кто-то ощущал себя призванным к целомудрию с рождения. Не всякий, призванный к целомудрию с рождению, оказывался в силах соблюсти его, потому что было огромное количество принуждающих к браку моментов. Анжела из Фолиньо, другая итальянская дама позднего средневековья, к примеру, молилась – и весьма успешно – о смерти своего мужа, матери и детей, дабы разорвать на себе все земные узы. «Поскольку я уже вступила на вышеуказанный путь, и молила Господа об их смерти, я почувствовала огромное утешение, когда это произошло». В случае Анжела это было не столько бегством от сексуальных сношений, сколько бегством от ответственности за семью – она не хотела, чтобы что-либо отвлекало ее от размышления о святых предметах. Правда, также она молилась о том, чтобы Господь позволил ей сдержать ее обещание «хранить целомудрие во всех членах моего тела и во всех моих чувствах». Анжела иллюстрирует собой, как социальные нормы могли принуждать людей с потребностью в целомудрии или, как бы мы теперь сказали, с ориентацией на воздержание в браке.

Какая женщина! Причем, незлая – и это основное отличие нашего мира от их мира, вера в то, что с другой стороны близким будет явно лучше. Поэтому чем раньше они туда отправятся, не отвлекая жену и мать от медитации, тем лучше.

В ортодоксальной церкви, однако (имеется в виду восточно-православная), ритуальная чистота должна распространяться также на жен клириков. Мужчина не может быть посвящен в сан священника, если его жена не была девственницей на момент их брака, также – если она была вдовой, или оба они имели добрачный сексуальный опыт, или даже если у нее до брака была помолвка, но она не завершилась браком. Во всех этих случаях она не считается достаточно целомудренной для жены священника. Эти ограничения восходят к Ветхому завету, запрещающему священникам жениться на вдовах и разведённых женщинах.

Православные, прокомментируйте? Это до сей поры так или речь идет об исторической практике?

Кстати, целибат – это отказ от брака, целомудрие – отказ от половых сношений, девственность возникает вследствие последнего, причем, если для мужчины один раз не это самое, и статус мужского целомудрия не падал вне зависимости от того, не имел ли он вообще полового опыта или прекратил его получать, то целомудрие вдовы ценилось куда ниже целомудрия и девственности девицы. Это я к тому, что лично я попутывала до Каррас понятие целибата и целомудрия для клирика. То есть, вот нежно любимый мной железный Джон может сколько угодно своих прихожанок, не нарушая при этом целибата, а только лишь обет целомудрия. Вот такая казуистика.

А еще – выше ценилось для мужчины не то целомудрие, когда просто не хочется и все оно пофиг, а то, которое достигается борьбой с диавольскими искушениями. Катание Франциска Ассизского по терновнику нагишом для поборания плотского искуса – зачет. А вот апатейя – когда просто никого не хочется – искомый идеал, но куда меньше уважения. За что тебя уважать-то, если тебе и так не хочется? Посему священники рассматривались как воины в плане сражения с дьяволом, вот так-то, и оборание своих страстей ценилось не меньше оборания реальных сарацинов.