Передайте от меня привет Бродвею, когда попадёте на него.
Для того, чтобы отдохнуть от фанфика о Тристане, надо написать фанфик о Тристане.
Название: Волкодав из Фландрии
Автор: A-Neo
Фэндом: Жюльетта Бенцони "Катрин"
Персонажи: Гонне д'Апшье, Тристан Эрмит, Катрин Легуа
Рейтинг: R
Жанры: AU, Fix-it, Исторические эпохи
Размер: Мини
Описание: Гонне д'Апшье решается проникнуть в Бастилию, дабы осуществить свой замысел по убийству Арно. Однако затея пошла не по плану.
В церкви Сент-Катрин-дю-Валь-дез-Эколье колокола зазвонили терцию. Ещё не умолк их гром, когда большой зал постоялого двора «Орёл и корона» наводнила шумная толпа молодых дворян. Хозяин, несколько удивлённый такой пунктуальностью, совсем было приготовился держать оборону. Его, как впрочем, и всякого трактирщика в подобной ситуации, насторожила крикливая, бесцеремонная, словно с цепи сорвавшаяся орда. Один Бог знает, чего от них ждать! Наконец один из чужаков, видимо, старший, зычным голосом, не стесняясь крепких словечек, навёл порядок среди своих людей. Затем он обратился к трактирщику вполне дружелюбно:
— Приятель, предупреди скорее графиню де Монсальви о том, что прибыл её эскорт!
Само собой, просьба была совершенно излишней: вопли, испускаемые здоровыми глотками, уже служили отличным предупреждением. Спустившись со второго этажа, где находились комнаты постояльцев, в зале предстала Катрин де Монсальви собственной персоной. С самого рассвета графиня прихорашивалась, готовясь к аудиенции у коннетабля. Она желала выглядеть перед Артуром де Ришмон царственной особой, а не жалкой просительницей, явившейся из провинции. При её скудном багаже, захваченном из осаждённого Монсальви, добиться желаемого было не так-то уж легко, но Катрин умела пользоваться своею красотой. Сейчас она облачилась в платье роб, до удивления похожее на то, что было на ней во время представления герцогу Бургундскому. Впрочем, Катрин, занятая сборами, даже не обратила внимания на это любопытное сходство. Она была обворожительна — и это главное.
Среди собравшихся внизу рыцарей Катрин не обнаружила Тристана, что её огорчило. Именно Тристана ей хотелось иметь в сопровождающих, а не группу несдержанных в словах и в поступках овернцев. Коннетаблю мог и не понравиться такой кортеж! Но час аудиенции приближался, а выбирать не приходилось. Во главе громогласного эскорта Катрин покинула постоялый двор и направила стопы в особняк Порк-Эпик*. Для этого нужно было пройти улицу Сент-Антуан до пересечения улиц Порт-Бодеер и Арше-Сен-Поль. Сердце Катрин затрепетало от нахлынувших чувств. Слишком уж яркое воспоминание прошлого связано было с этими местами. Неподалёку от резиденции коннетабля находился дворец Сен-Поль, где произошла судьбоносная встреча, некогда перевернувшая с ног на голову жизнь девочки с моста Менял. Однако не дворец приковал к себе внимание Катрин. Она увидела зловещие башни Бастилии — детище парижского прево Гюго Обрио**, возвышающиеся над предместьем Сент-Антуан, она ощупывала их взглядом, словно бы пытаясь проникнуть сквозь их толщу. Каменная кладка отделяла её от Арно, где-то там, за зубчатыми стенами с крошечными прорезями амбразур он затерялся. В какой из восьми башен? И лишь от Катрин зависело, выпустит ли Бастилия своего узника, или же пережуёт его ненасытными челюстями. Катрин содрогнулась.
Приблизительно в то же самое время, когда графиня де Монсальви достигла особняка Порк-Эпик, в Бастилию явился человек в монашеском одеянии, скрывающий лицо под низко надвинутым капюшоном. Стражник, из числа карауливших подъёмный мост, осведомился у пришельца, кто он и с какой целью прибыл.
— Я духовник графа Арно де Монсальви, заключённого в этих стенах, — властно ответил монах, сверкая глазами из-под капюшона, — и пришёл подготовить его к христианскому покаянию в своих грехах.
Однако стража имела особое распоряжение не допускать посторонних к заключённому де Монсальви, о чём тут же сообщили монаху.
— У меня на руках приказ за подписью мессира Жака дю Шастелье, епископа Парижского, дающего доступ к заключённому, — настаивал монах. По-видимому, ему не терпелось проявить заботу о заблудшей душе графа.
И он действительно продемонстрировал страже документ, снабжённый печатью с гербом епископа. Это поколебало неуступчивость бастильских церберов. Тот же стражник, который первым завёл с ним разговор, попросив монаха обождать несколько минут, удалился. Отсутствовал он не более четверти часа, а по возвращении пригласил визитёра проследовать во внутренний двор, откуда можно попасть в башню Бертодьер, где содержался заключённый. Монах, желая скорее исполнить то, зачем явился, немедля перешёл мост, и Бастилия поглотила его.
К вящему его негодованию дорогу ему преградил крепкий человек в доспехах во главе взвода солдат. Это новое затруднение заставило монаха заскрежетать зубами. Башня Бертодьер теперь уж не так интересовала его, как возможность унести ноги. По знаку своего командира, хранившего молчание, солдаты окружили монаха.
— Что это означает? — спросил слуга господень с неподобающей доброму христианину злобой в голосе. — Мне обещали свидание с заключённым. По какому праву вы чините мне препятствие?
Человек в доспехах всё так же молча изучал его серыми своими глазами. Будучи сам неробкого десятка, монах вздрогнул под этим тяжёлым взглядом. А незнакомец, видимо, чувствуя чужой страх, продолжал изводить жертву. Наконец он, прекратив безмолвную пытку, разомкнул сурово сжатые губы.
— Всего лишь небольшая предосторожность, святой отец, — сдержанно отвечал он. — Видите ли, я стерегу этого узника как зеницу ока и не могу допускать к нему неизвестных мне лиц.
— Крепостные стены мнятся вам не слишком надёжными, сын мой? — парировал монах, которому наглость придавала уверенности. — Какую опасность видите вы в скромном слуге Господа?
— И всё же извольте показать, что вы скрываете под плащом, и открыть ваше лицо, — настаивал страж.
Монах, однако, не спешил подчиняться приказу. Солдаты, сомкнувшиеся вокруг него тесным живым кольцом, представляли немалую опасность. Но даже если бы ему и удалось прорваться сквозь их строй, то всё равно не исключалась схватка со стражей на мосту. Монах снова заскрипел зубами. Нечто смутно знакомое чудилось ему в облике этого офицера. Где-то раньше он видел его. Где? Монах, чувствуя, как смыкаются над ним зубья капкана, предъявил пропуск с подписью Жака де Шастелье.
— Имя Его Преосвященства доказывает чистоту моих намерений. Я хочу лишь исповедать и причастить узника, только и всего. Впервые вижу чтобы пастырю мешали исполнять его долг! Или вы не сын Франции?
Незнакомец язвительно ухмыльнулся.
— Печать епископа Парижского? Я ещё выясню, как ты её достал! И я фламандец, если на то пошло. Значит, под плащом у тебя святые дары, Гонне д’Апшье?
Монах дёрнулся, словно его ударила молния. Это неосторожное движение выдало его с головой. Соперник понял, что вопрос угодил в цель.
— Ну, ну, не трясись, Гонне! — заворчал фламандец. — Недаром я чуял, что нехудо бы сегодня самому постеречь капитана де Монсальви. А ты разве забыл меня, бастард д’Апшье? Разве мы не встречались на крестинах дочери того самого графа, которого ты так рвёшься причастить… только вот к чему?
— Мне незнакомо это имя и я вас не понимаю, — упорствовал монах, плотнее кутаясь в плащ. — И, раз уж вы мешаете мне пройти вперёд, то, по крайней мере, отзовите своих людей и дайте мне уйти. Тогда я охотно прощу вам вашу невежливость.
— Уйти? Тебе? После того, как один из Жеводанских волков сам пришёл ко мне в руки?
— Кто ты, дьявол?! — взревел окончательно выведенный из себя монах. — Ты знаешь, с кем имеешь дело?!
Издевательские нотки в голосе соперника сменились металлическими.
— С бастардом Жеводанского волка, головорезом, бандитом с большой дороги, сомнений нет. Я Тристан л’Эрмит, прево маршалов!
По мере того, как Тристан перечислял череду нелестных титулов, физиономия того, кого назвали Гонне, всё больше перекашивалась от гнева. Он рычал теперь как настоящий волк. Имя прево подстегнуло его подобно удару хлыста. Он, мгновенно выхватив из-под плаща кинжал, рванулся вбок, но успел сделать лишь пару прыжков.
— Взять его! — коротко бросил прево и посторонился, давая действовать своим людям. Они, не раз вступавшие в стычки с противником, пускавшим в ход палки, мечи или кинжалы, хорошо знали своё дело. Не прошло и пары минут, как яростно отбивавшийся и сыплющий проклятьями монах был скручен, обезоружен и повергнут на землю под ноги прево. Во время борьбы капюшон упал, открыв не лишённое аристократичности, но отмеченное печатью порока лицо. Пряди светлых волос прилипли ко взмокшему от пота лбу. Узкие щёлки глаз источали ненависть. Он извивался угрем, силясь высвободиться, но не мог разорвать пут на руках и ногах. Тристан толкнул его носком сапога.
— Не трудись напрасно! Скажешь ты теперь, зачем вырядился в сутану? Или мне исповедать тебя на свой манер?
Гонне очутился в глупом положении воришки, метившего в кладовую, но нечаянно забравшегося в караульное помещение. Восемь башен Бастилии нависали над ним. Он мог упираться, но молчание только привело бы его к пытке. И всё-таки Гонне вместо признания исторг из себя поток гнуснейшей брани. Единственной членораздельной репликой, которую прево удалось разобрать в этом словоизлиянии, было:
— Поганая овернская шлюха! Она предупредила тебя!
— Обыскать! — приказал Тристан, пропуская мимо ушей проклятия в адрес собственный, своих людей, коннетабля и Катрин.
Гонне бесцеремонно встряхнули, что прервало его брань. Под плащом обнаружилась сутана, схваченная витым пояском, под ней ещё одна такая же, а в дополнение к отобранному кинжалу в руки стражей прево перекочевал тесак. Тристан присвистнул.
— Вот так снаряжение для святого мужа! А камиза мадам де Монсальви, подложное письмо и флакон с ядом тоже при тебе, или ты припрятал их до той поры, пока не подобьёшь мессира де Монсальви на побег?
Гонне захрипел, объятый суеверным ужасом. Рот его скривился, глаза вылезли из орбит. Он снова забился в своих путах. Прево и его стража спокойно ждали, когда закончится припадок. Наконец поверженный в прах арестант выдохся и затих. Тяжко дыша, Гонне произнёс, с трудом ворочая языком:
— Откуда… ты узнал? Кто тебе сказал?
— Служба велит мне знать всё обо всех! Теперь слушай внимательно, бастард д’Апшье! Тебя отведут к капитану — ведь ты так хотел видеть его! — и ты расскажешь ему всю правду о заговоре, который твоя семейка составила против него. Клянусь Пасхой, я сам поджарю тебе пятки, если ты упустишь хоть слово!
— Что ты сделаешь со мной потом? — спросил Гонне, отыскивая способ выторговать себе жизнь.
Тристан пожал плечами.
— Что делают с бандитами?
В то время как во внутреннем дворе Бастилии происходили вышеописанные события, Катрин держала речь перед Артуром де Ришмон. Совершенная красота, главнейшее её оружие, служила подкреплением доводов, приводимых в пользу Арно. Она не нашла Тристана в Порк-Эпике, но быстро забыла и удивление, и досаду. Все помыслы вытеснило стремление спасти Арно. Она не знала, не могла знать, что людей, оказывающих ей поддержку перед лицом коннетабля, собрал здесь прево маршалов. И уж тем более не подозревала она о гораздо более ценной услуге, оказанной ей Тристаном. Артур де Ришмон призадумался. Конечно, ему не хотелось освобождать из-под стражи капитана де Монсальви ради лиловых глаз Катрин. Но что, если вся Овернь займётся пламенем восстания во имя опального сеньора? А такой исход куда опасней возмущения гильдии парижских мясников. Да ещё шайка Жеводанских волков, обескровливающая и без того истерзанную Овернь. Сколько ещё земель они разграбят и сожгут, покуда Тристан не получит возможность заняться ими? Коннетабль принял решение. Он послал за Арно де Монсальви.
Вечером того же дня всё те же овернские дворяне покинули Париж через ворота Святого Жака. Они спешили домой, отвоёвывать осаждённый Монсальви. Во главе кавалькады ехали двое: мужчина и женщина. Они держались рядом, бросая друг на друга нежные взгляды.
— Проклятый бастард! — бурчал Арно. Очевидно, минувшее происшествие до сих пор тревожило его. — Не знаю, что бы я сделал, явись он ко мне с вестями о твоей измене. Я потерял бы голову… Если б не дружище Тристан, страшно подумать, что бы я натворил в гневе! А ведь я ещё так клял его, сидя в башне! Как, чем мне отблагодарить его?
— Я знаю лучший способ! — улыбнулась довольная Катрин. — Мы разделаемся с шайкой д’Апшье, а потом ты поможешь коннетаблю прогнать англичан обратно за Ла-Манш. Никакой другой награды Тристан не примет. А я буду молиться за него каждый день!
Дальнейшая их беседа утонула в шуме копыт. Скоро кавалькада скрылась в вечерних сумерках.
*Porc-épic (фран.) — дикобраз
** Гюго Обрио — прево Парижа при Карле V, заложил первый камень в основание Бастилии и сам же побывавший впоследствии её заключённым.
Название: Волкодав из Фландрии
Автор: A-Neo
Фэндом: Жюльетта Бенцони "Катрин"
Персонажи: Гонне д'Апшье, Тристан Эрмит, Катрин Легуа
Рейтинг: R
Жанры: AU, Fix-it, Исторические эпохи
Размер: Мини
Описание: Гонне д'Апшье решается проникнуть в Бастилию, дабы осуществить свой замысел по убийству Арно. Однако затея пошла не по плану.
В церкви Сент-Катрин-дю-Валь-дез-Эколье колокола зазвонили терцию. Ещё не умолк их гром, когда большой зал постоялого двора «Орёл и корона» наводнила шумная толпа молодых дворян. Хозяин, несколько удивлённый такой пунктуальностью, совсем было приготовился держать оборону. Его, как впрочем, и всякого трактирщика в подобной ситуации, насторожила крикливая, бесцеремонная, словно с цепи сорвавшаяся орда. Один Бог знает, чего от них ждать! Наконец один из чужаков, видимо, старший, зычным голосом, не стесняясь крепких словечек, навёл порядок среди своих людей. Затем он обратился к трактирщику вполне дружелюбно:
— Приятель, предупреди скорее графиню де Монсальви о том, что прибыл её эскорт!
Само собой, просьба была совершенно излишней: вопли, испускаемые здоровыми глотками, уже служили отличным предупреждением. Спустившись со второго этажа, где находились комнаты постояльцев, в зале предстала Катрин де Монсальви собственной персоной. С самого рассвета графиня прихорашивалась, готовясь к аудиенции у коннетабля. Она желала выглядеть перед Артуром де Ришмон царственной особой, а не жалкой просительницей, явившейся из провинции. При её скудном багаже, захваченном из осаждённого Монсальви, добиться желаемого было не так-то уж легко, но Катрин умела пользоваться своею красотой. Сейчас она облачилась в платье роб, до удивления похожее на то, что было на ней во время представления герцогу Бургундскому. Впрочем, Катрин, занятая сборами, даже не обратила внимания на это любопытное сходство. Она была обворожительна — и это главное.
Среди собравшихся внизу рыцарей Катрин не обнаружила Тристана, что её огорчило. Именно Тристана ей хотелось иметь в сопровождающих, а не группу несдержанных в словах и в поступках овернцев. Коннетаблю мог и не понравиться такой кортеж! Но час аудиенции приближался, а выбирать не приходилось. Во главе громогласного эскорта Катрин покинула постоялый двор и направила стопы в особняк Порк-Эпик*. Для этого нужно было пройти улицу Сент-Антуан до пересечения улиц Порт-Бодеер и Арше-Сен-Поль. Сердце Катрин затрепетало от нахлынувших чувств. Слишком уж яркое воспоминание прошлого связано было с этими местами. Неподалёку от резиденции коннетабля находился дворец Сен-Поль, где произошла судьбоносная встреча, некогда перевернувшая с ног на голову жизнь девочки с моста Менял. Однако не дворец приковал к себе внимание Катрин. Она увидела зловещие башни Бастилии — детище парижского прево Гюго Обрио**, возвышающиеся над предместьем Сент-Антуан, она ощупывала их взглядом, словно бы пытаясь проникнуть сквозь их толщу. Каменная кладка отделяла её от Арно, где-то там, за зубчатыми стенами с крошечными прорезями амбразур он затерялся. В какой из восьми башен? И лишь от Катрин зависело, выпустит ли Бастилия своего узника, или же пережуёт его ненасытными челюстями. Катрин содрогнулась.
Приблизительно в то же самое время, когда графиня де Монсальви достигла особняка Порк-Эпик, в Бастилию явился человек в монашеском одеянии, скрывающий лицо под низко надвинутым капюшоном. Стражник, из числа карауливших подъёмный мост, осведомился у пришельца, кто он и с какой целью прибыл.
— Я духовник графа Арно де Монсальви, заключённого в этих стенах, — властно ответил монах, сверкая глазами из-под капюшона, — и пришёл подготовить его к христианскому покаянию в своих грехах.
Однако стража имела особое распоряжение не допускать посторонних к заключённому де Монсальви, о чём тут же сообщили монаху.
— У меня на руках приказ за подписью мессира Жака дю Шастелье, епископа Парижского, дающего доступ к заключённому, — настаивал монах. По-видимому, ему не терпелось проявить заботу о заблудшей душе графа.
И он действительно продемонстрировал страже документ, снабжённый печатью с гербом епископа. Это поколебало неуступчивость бастильских церберов. Тот же стражник, который первым завёл с ним разговор, попросив монаха обождать несколько минут, удалился. Отсутствовал он не более четверти часа, а по возвращении пригласил визитёра проследовать во внутренний двор, откуда можно попасть в башню Бертодьер, где содержался заключённый. Монах, желая скорее исполнить то, зачем явился, немедля перешёл мост, и Бастилия поглотила его.
К вящему его негодованию дорогу ему преградил крепкий человек в доспехах во главе взвода солдат. Это новое затруднение заставило монаха заскрежетать зубами. Башня Бертодьер теперь уж не так интересовала его, как возможность унести ноги. По знаку своего командира, хранившего молчание, солдаты окружили монаха.
— Что это означает? — спросил слуга господень с неподобающей доброму христианину злобой в голосе. — Мне обещали свидание с заключённым. По какому праву вы чините мне препятствие?
Человек в доспехах всё так же молча изучал его серыми своими глазами. Будучи сам неробкого десятка, монах вздрогнул под этим тяжёлым взглядом. А незнакомец, видимо, чувствуя чужой страх, продолжал изводить жертву. Наконец он, прекратив безмолвную пытку, разомкнул сурово сжатые губы.
— Всего лишь небольшая предосторожность, святой отец, — сдержанно отвечал он. — Видите ли, я стерегу этого узника как зеницу ока и не могу допускать к нему неизвестных мне лиц.
— Крепостные стены мнятся вам не слишком надёжными, сын мой? — парировал монах, которому наглость придавала уверенности. — Какую опасность видите вы в скромном слуге Господа?
— И всё же извольте показать, что вы скрываете под плащом, и открыть ваше лицо, — настаивал страж.
Монах, однако, не спешил подчиняться приказу. Солдаты, сомкнувшиеся вокруг него тесным живым кольцом, представляли немалую опасность. Но даже если бы ему и удалось прорваться сквозь их строй, то всё равно не исключалась схватка со стражей на мосту. Монах снова заскрипел зубами. Нечто смутно знакомое чудилось ему в облике этого офицера. Где-то раньше он видел его. Где? Монах, чувствуя, как смыкаются над ним зубья капкана, предъявил пропуск с подписью Жака де Шастелье.
— Имя Его Преосвященства доказывает чистоту моих намерений. Я хочу лишь исповедать и причастить узника, только и всего. Впервые вижу чтобы пастырю мешали исполнять его долг! Или вы не сын Франции?
Незнакомец язвительно ухмыльнулся.
— Печать епископа Парижского? Я ещё выясню, как ты её достал! И я фламандец, если на то пошло. Значит, под плащом у тебя святые дары, Гонне д’Апшье?
Монах дёрнулся, словно его ударила молния. Это неосторожное движение выдало его с головой. Соперник понял, что вопрос угодил в цель.
— Ну, ну, не трясись, Гонне! — заворчал фламандец. — Недаром я чуял, что нехудо бы сегодня самому постеречь капитана де Монсальви. А ты разве забыл меня, бастард д’Апшье? Разве мы не встречались на крестинах дочери того самого графа, которого ты так рвёшься причастить… только вот к чему?
— Мне незнакомо это имя и я вас не понимаю, — упорствовал монах, плотнее кутаясь в плащ. — И, раз уж вы мешаете мне пройти вперёд, то, по крайней мере, отзовите своих людей и дайте мне уйти. Тогда я охотно прощу вам вашу невежливость.
— Уйти? Тебе? После того, как один из Жеводанских волков сам пришёл ко мне в руки?
— Кто ты, дьявол?! — взревел окончательно выведенный из себя монах. — Ты знаешь, с кем имеешь дело?!
Издевательские нотки в голосе соперника сменились металлическими.
— С бастардом Жеводанского волка, головорезом, бандитом с большой дороги, сомнений нет. Я Тристан л’Эрмит, прево маршалов!
По мере того, как Тристан перечислял череду нелестных титулов, физиономия того, кого назвали Гонне, всё больше перекашивалась от гнева. Он рычал теперь как настоящий волк. Имя прево подстегнуло его подобно удару хлыста. Он, мгновенно выхватив из-под плаща кинжал, рванулся вбок, но успел сделать лишь пару прыжков.
— Взять его! — коротко бросил прево и посторонился, давая действовать своим людям. Они, не раз вступавшие в стычки с противником, пускавшим в ход палки, мечи или кинжалы, хорошо знали своё дело. Не прошло и пары минут, как яростно отбивавшийся и сыплющий проклятьями монах был скручен, обезоружен и повергнут на землю под ноги прево. Во время борьбы капюшон упал, открыв не лишённое аристократичности, но отмеченное печатью порока лицо. Пряди светлых волос прилипли ко взмокшему от пота лбу. Узкие щёлки глаз источали ненависть. Он извивался угрем, силясь высвободиться, но не мог разорвать пут на руках и ногах. Тристан толкнул его носком сапога.
— Не трудись напрасно! Скажешь ты теперь, зачем вырядился в сутану? Или мне исповедать тебя на свой манер?
Гонне очутился в глупом положении воришки, метившего в кладовую, но нечаянно забравшегося в караульное помещение. Восемь башен Бастилии нависали над ним. Он мог упираться, но молчание только привело бы его к пытке. И всё-таки Гонне вместо признания исторг из себя поток гнуснейшей брани. Единственной членораздельной репликой, которую прево удалось разобрать в этом словоизлиянии, было:
— Поганая овернская шлюха! Она предупредила тебя!
— Обыскать! — приказал Тристан, пропуская мимо ушей проклятия в адрес собственный, своих людей, коннетабля и Катрин.
Гонне бесцеремонно встряхнули, что прервало его брань. Под плащом обнаружилась сутана, схваченная витым пояском, под ней ещё одна такая же, а в дополнение к отобранному кинжалу в руки стражей прево перекочевал тесак. Тристан присвистнул.
— Вот так снаряжение для святого мужа! А камиза мадам де Монсальви, подложное письмо и флакон с ядом тоже при тебе, или ты припрятал их до той поры, пока не подобьёшь мессира де Монсальви на побег?
Гонне захрипел, объятый суеверным ужасом. Рот его скривился, глаза вылезли из орбит. Он снова забился в своих путах. Прево и его стража спокойно ждали, когда закончится припадок. Наконец поверженный в прах арестант выдохся и затих. Тяжко дыша, Гонне произнёс, с трудом ворочая языком:
— Откуда… ты узнал? Кто тебе сказал?
— Служба велит мне знать всё обо всех! Теперь слушай внимательно, бастард д’Апшье! Тебя отведут к капитану — ведь ты так хотел видеть его! — и ты расскажешь ему всю правду о заговоре, который твоя семейка составила против него. Клянусь Пасхой, я сам поджарю тебе пятки, если ты упустишь хоть слово!
— Что ты сделаешь со мной потом? — спросил Гонне, отыскивая способ выторговать себе жизнь.
Тристан пожал плечами.
— Что делают с бандитами?
В то время как во внутреннем дворе Бастилии происходили вышеописанные события, Катрин держала речь перед Артуром де Ришмон. Совершенная красота, главнейшее её оружие, служила подкреплением доводов, приводимых в пользу Арно. Она не нашла Тристана в Порк-Эпике, но быстро забыла и удивление, и досаду. Все помыслы вытеснило стремление спасти Арно. Она не знала, не могла знать, что людей, оказывающих ей поддержку перед лицом коннетабля, собрал здесь прево маршалов. И уж тем более не подозревала она о гораздо более ценной услуге, оказанной ей Тристаном. Артур де Ришмон призадумался. Конечно, ему не хотелось освобождать из-под стражи капитана де Монсальви ради лиловых глаз Катрин. Но что, если вся Овернь займётся пламенем восстания во имя опального сеньора? А такой исход куда опасней возмущения гильдии парижских мясников. Да ещё шайка Жеводанских волков, обескровливающая и без того истерзанную Овернь. Сколько ещё земель они разграбят и сожгут, покуда Тристан не получит возможность заняться ими? Коннетабль принял решение. Он послал за Арно де Монсальви.
Вечером того же дня всё те же овернские дворяне покинули Париж через ворота Святого Жака. Они спешили домой, отвоёвывать осаждённый Монсальви. Во главе кавалькады ехали двое: мужчина и женщина. Они держались рядом, бросая друг на друга нежные взгляды.
— Проклятый бастард! — бурчал Арно. Очевидно, минувшее происшествие до сих пор тревожило его. — Не знаю, что бы я сделал, явись он ко мне с вестями о твоей измене. Я потерял бы голову… Если б не дружище Тристан, страшно подумать, что бы я натворил в гневе! А ведь я ещё так клял его, сидя в башне! Как, чем мне отблагодарить его?
— Я знаю лучший способ! — улыбнулась довольная Катрин. — Мы разделаемся с шайкой д’Апшье, а потом ты поможешь коннетаблю прогнать англичан обратно за Ла-Манш. Никакой другой награды Тристан не примет. А я буду молиться за него каждый день!
Дальнейшая их беседа утонула в шуме копыт. Скоро кавалькада скрылась в вечерних сумерках.
*Porc-épic (фран.) — дикобраз
** Гюго Обрио — прево Парижа при Карле V, заложил первый камень в основание Бастилии и сам же побывавший впоследствии её заключённым.
Или asesino в данном случае прилагательное и означает кровожадный, свирепый?